Как ни странно, спасла меня Кейко Катаока. Ее фраза: «А кто ты на самом деле?», словно магическая формула, заставила актрису замолчать.

Приближался рассвет. На два-три часа мне удалось уснуть, и вот что мне приснилось.

Я находился на деревянном балконе, выкрашенном в этакий веселенький цвет. Несомненно, дело происходило в старой части Гаваны. Меня поразил очень сильный запах, похожий на аромат ванили, которая так нравится местным барышням. Снаружи нещадно палило солнце, тени казались черными как уголь. Но стоило мне обернуться, чтобы заглянуть в комнату, или просто посмотреть хоть куда-нибудь, как немедленно начиналось головокружение. Я стоял на балконе, то есть располагался на втором этаже дома, но не осмеливался посмотреть, что творилось внутри его. Впрочем, до меня доносились звуки музыки, должно быть, это был урок танцев или что-нибудь в этом духе. Но я не смотрел никуда, хотя у меня даже не были закрыты глаза, я просто не смотрел, и все. Я не желал ни на что смотреть и не смотрел. Но у меня было ощущение, что там, внизу, под балконом, вот-вот должно произойти что-то ужасное. Это ощущение присутствовало в самом воздухе, словно молекулы некоего искусственного химического вещества, как и запах ванили. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, я все-таки взглянул вниз. Я увидел козу, огромную, как корова, и старика в тюрбане. Старик держал в руках нож, острый и кривой, как ятаган. Я уже знал, что произойдет в следующую минуту, но даже не мог отвести взгляда. Старик отхватил голову у несчастной козы с такой ловкостью, будто проделывал это ежедневно в течение лет десяти. Я понимал, что стал свидетелем обезглавливания, но меня поразил даже не сам этот факт, а то, что старик стал ласково поглаживать козью отрубленную голову. Нож больше не блестел на солнце. В течение какого-то времени голова не отделялась от туловища и не пролилось ни одной капли крови. И до того момента, пока голова не упала на землю, коза продолжала преспокойно шествовать дальше, пожевывая пук травы. Глядя, как катится по земле голова, я испустил вопль, ибо увидел лицо безжалостного убийцы. Старик, смеясь, посмотрел на меня и одобрительно кивнул, словно хотел сказать: «Да вот, она только что сожрала человека». В срезе козьей шеи, где только что была голова, показалось человеческое лицо, оно стало проходить в отверстие, как экскременты из кишки. Превращенный в жидкость кремового цвета, череп наконец вышел весь наружу и потек под жгучими солнечными лучами, смешиваясь с кровью, стирая границы тени, которую отбрасывал старик в тюрбане…

Спать я больше не мог, но все-таки приехал в отель с опозданием. Поскольку путь наш лежал в Гавану, не лишним было бы заправить машину под завязку. Дефицит на Кубе — вещь постоянная, и особенно это заметно по топливному кризису. Но, несмотря на то что я был чуть ли не безработным, вследствие единственного факта моего иностранного происхождения я получал талоны на бензин. Достаточно было предъявить паспорт, и я благополучно избежал сомнительного удовольствия стоять в длиннющей очереди. Конечно, легко сказать: «Так как наша страна — изгой в мировом сообществе, мы предлагаем самые лучшие условия иностранцам, которые живут у нас», но воплотить этот принцип на практике — совсем другое дело. Достаточно вспомнить, как во время Второй мировой обращались с иностранцами те же японцы, когда страна оказалась закрытой. Это не столько вопрос так называемого гуманизма, сколько проблема менталитета нации. Когда государство испытывает нужду, гораздо проще выкинуть всех иностранцев к чертовой бабушке, чем оказывать им благодеяние.

В номере актрисы не оказалось. Я нашел ее в гостиничном буфете, где она завтракала. Первый раз в своей жизни я видел человека, который ел с таким отвращением. Пальцами она разламывала хлеб на мелкие кусочки, механически отправляя их в рот и запивая молоком. Знакомая черная шляпа с широкими полями, очень короткое, черное же платье, испускающее флюоресцирующие блики, сандалии на пробковой подошве. Когда я увидел ее впервые, она показалась мне чрезвычайно хрупкой, но, разглядев ее получше, я заметил, что у нее достаточно сильные руки и хорошо развитые плечи. Для японки у нее были слишком длинные ноги и пальцы, но, несмотря на это, сложена она была на совесть. Суставы пальцев из-за худобы казались очень широкими. Впервые с момента знакомства мне удалось так хорошо ее разглядеть, да еще при нормальном освещении.

Она ела йогурт местного производства, гнусную фруктовую отраву, поднося ко рту ложечку с полнейшим безразличием. Это походило на некую церемонию, но когда я подошел и стал у ее столика, церемония не прервалась.

— Добрый день, — отчетливо произнесла актриса. Ее голос показался мне немного искусственным.

— Здравствуйте, — вежливо отозвался я. Приглашения сесть не последовало. Она методично отправляла в рот кусочки хлеба и йогурт, потом помедлила и, сделав довольно элегантное движение подбородком, указала мне на соседний стул.

— Вы хорошо отдохнули? — спросил я, разглядывая ее профиль.

— Да, я отлично выспалась, — раздалось в ответ. Действительно, выражение ее лица было лучше, чем накануне, но все равно следы усталости не исчезли до конца.

— Думаю, что сегодня мы могли бы съездить в Гавану.

— В Гавану? Прекрасная мысль. Но что тогда делать с гостиницей? Заказать номер в Гаване или все-таки имеет смысл забронировать номер здесь на случай, если мы вернемся?

По сравнению со вчерашним днем накрашена она была довольно-таки вызывающе. Из-за этого макияжа она казалась почти обнаженной. В качестве фона она избрала коричневые тона, карандашом выделила глаза, наложила голубые тени, а брови подвела так, что они стали похожи на две широкие дуги. В принципе косметика должна была помочь ей скрыть свое истинное лицо, но все вышло с точностью до наоборот — тени для век и губная помада словно разрывали воображаемый покров, под которым она прятала свои эмоции.

— Полагаю, что лучше будет заказать номер в Гаване.

Вообще-то гостиницы стоят здесь не так дорого, но снять номер в Гаване выходило все же дешевле. В старом городе открылось множество отелей без особых претензий, но зато достаточно комфортабельных. Цены, что характерно, приемлемые. У актрисы была с собой «Виза» и две тысячи долларов наличными. Правда, ввиду ее душевного расстройства банк мог приостановить платежи по кредитке, но и с двумя штуками она спокойно прожила бы в гостинице недели три. Я же мог остановиться у любого из моих друзей.

— А когда собирается приехать учитель? Он вчера вам звонил, что он сказал?

При слове «учитель» ее лицо, и без того «раздетое» косметикой, стало еще более выразительным, и на нем промелькнула тень одиночества, которую часто можно видеть на лицах японок, живущих вдали от родного дома.

— Я разговаривал не с господином Язаки, а с женщиной, Кейко Катаокой.

При звуке этого имени одиночество проявилось еще заметнее, ее лицо просто исказилось. Я чувствовал себя гораздо спокойнее, чем вчера, даром что почти не спал. Не то чтобы я привык к ней, скорее потому, что разглядел в ее глазах это самое одиночество. Это ничтожное обстоятельство, эта человечинка в ее взгляде успокаивали мой смятенный ум.