Такой же гимн цифре пропел и Мишустин, назвав данные золотом XXI века, основным активом, который может перевернуть вашу компанию (как Uber, например, убил таксомоторные парки). Главным достижением он назвал то, что налоговая служба в контактах с бизнесом полностью перешла в цифровую форму. В связи с этим May затронул ключевой вопрос о том, что цифровая трансформация должна привести к структурным изменениям в системе управления, и поскольку основной источник больших данных именно в налоговой службе, то, по сути, статистические органы и налоговые органы должны быть одними органами. На что Собянин посетовал, что статистика не будет пользоваться налоговыми данными для статистического учёта, так как существуют международные стандарты статистических исследований, и самое странное, что эти стандарты давно морально и физически устарели по сравнению с тем, что есть у российской налоговой службы.

Так что один из главных предварительных итогов «рывка», совершённых Россией — это создание лучшей налоговой службы в мире.

Итак, мы видим, что процесс цифровизации имеет две стороны. С одной стороны, это бизнес на торговле данными, который приносит огромные доходы ай-ти компаниям (и в первую очередь зарубежным) и большому слою высокопоставленного чиновничества, который получает с этого свои проценты. С другой стороны, это создание системы тотального электронного контроля за человеком и обществом в целом, которая встроена в систему международного контроля.

Поэтому реальная полезность «цифровой экономики» никого не интересует. Цифровики молчат о том, что она ничего не даёт развитию промышленности, аграрной, социальной и гуманитарной сфер, новейших научных и технических отраслей, которые продолжают деградировать быстрым темпами.

Вот что пишет зав. отделом Института прикладной математики РАН им. Келдыша, профессор, член научного совета Военно-промышленной комиссии Г. Малинецкий, рассмотревший 8 направлений программы «цифровой экономики» применительно к реальному сектору: «Мне довелось обсуждать эту тему в Российском союзе промышленников и предпринимателей. Я задавал всем выступающим один вопрос: какое из этих направлений — а будет вкладываться больше 100 млрд, рублей — даст экономический эффект? Вы знаете, ни одно! Более того, то, что касается информационно-цифровой экономики — это не сегодняшний день и не завтрашний, это вчерашний день. Мировой выпуск в информационно-коммуникационных технологиях составляет 34,4 триллионов долларов. В 2015 г. он уменьшился на 6 %, а в 2016 — еще на 0,6 и т. д. Наша цифровая экономика в той программе, которая была опубликована, похожа на морскую свинку. Это — прошлое, это не завтрашний день! То есть мы, по существу, плетемся в хвосте Давосских рекомендаций. Мне довелось беседовать с Жоресом Ивановичем Алфёровым о цифровой экономике. Он очень хорошо сказал: “Абсурдно говорить о какой-то цифровой экономике, не имея элементной базы “. По данным журнала “Электроник”, мы покупали 60 % всей элементной базы до того, как была начата программа импортозамещения. А вот после того, как она была начата, мы начали покупать 90 %»[135].

«Цифровая экономика» — это большая афёра, поэтому всё, что с ней связано, делается кулуарно и тайно. Именно на эту сторону программы обратили внимание участники «круглого стола» в Общественной палате РФ в конце 2018 г. Они заявили, что «прорывной» нацпроект, получивший триллионы государственных инвестиций, остаётся засекреченным. Как заявил завкафедрой международного права ГУУ В. Таболин, «создаётся впечатление, что за всей этой мутной темой скрыто намерение присвоить деньги, разделить, раздать их. Провести исследования и сказать, как это было в 90-е: деньги направили, но не добились результата. В программе не заложено никакой цели, никаких требований к результатам». Действительно, правительство переписывает документ, но те, кто знаком с новым вариантом, утверждают, что спорных моментов станет только больше, так как кабмин не закладывает показателей, по которым можно было бы оценить эффективность расходования бюджетных средств. Зато основную часть бюджета должны получить Сбербанк, фонд «Сколково», «Ростех», «Росатом» и «Ростелеком», которых один из участников назвал «закрытым пулом бенефициаров»[136].

Если планы оцифровки остаются скрытыми, то данные о реальной жизни страны хорошо известны. Вот только некоторые из них.

Так, по данным отчёта о мировом благосостоянии Global Wealth Report, подготовленном швейцарским банком Credit Suisse, на долю 10 % самых обеспеченных россиян приходится 82 % всего личного богатства в России. По этому показателю наша страна обогнала США, одного из лидеров по этому показателю, в которых на 10 % самых обеспеченных приходится 76 % (кстати, в Китае эти показатели составляют 10 % и 62 % соответственно). Эта концентрация богатства наблюдается на фоне большого числа миллиардеров, которые, по разным данным, составляют от 74 до 196 человек.[137]

По мнению экспертов, нынешнее социальное неравенство в России сопоставимо с 1905 годом. Реальное падение жизненного уровня населения и доходов составляет порядка 2 %, а в ноябре 2018 г. -2,9 %. Такого длительного — с 2014 по 2018 гг. — периода обнищания граждан и падения доходов страна не помнит (за исключением военных лет). За чертой прожиточного минимума сегодня живёт каждый седьмой россиянин[138]. Если по официальным данным у нас бедных около 20 млн. человек, то эксперты полают, что эту цифру нужно увеличить в полтора-два раза, если считать не только доходы, а реальные возможности людей получать образование, покупать лекарства, ездить в отпуск[139]. Средняя пенсия по России составляет 14144 рубля, однако до этого показателя не дотягивают в 46 регионах страны[140]. У 40 % населения не хватает денег на продукты и одежду, у 43 % доходы ниже 100 долларов.