Восточный сценарий поддерживает также Марат Гельман, предложивший перенести столицу в Пермь, что, по его мнению, позволит развить транспортную систему России. Пермь удалена от Дальнего Востока, но Гельман, тем не менее, связал расположение новой столицы с четырьмя азиатскими тиграми (Итоги, 2010).

Более радикальной интерпретацией и развитием теории точек роста и экономической мотивации переноса кажется идея альтернативного позиционирования страны. Здесь перенос столицы становится органической частью попыток вписать российскую политику и экономику в мир стран Азии – в особенности страны АТР – с их особой динамикой и тенденциями роста. Геополитическая доминанта дискуссии, заметная в предыдущих проектах, здесь заменяется своего рода приматом геоэкономики.

Наиболее последовательно эту идею отстаивает Юрий Крупнов, один из заметных энтузиастов темы переноса столицы, лидер Движения развития и председатель Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития. Он предлагает более глубокую и всеобьемлющую программу переориентации страны в континентальном пространстве, которая во многом опирается на его концепцию новой столицы. Идеальным кандидатом на эту роль он считает район космодрома Восточный на Дальнем Востоке. Подьем стран Азиатско-Тихоокеанского региона, по мнению Крупнова, диктует необходимость России выступить с новым амбициозным проектом новой столицы, который призван повторить эксперимент Петра Великого в новой экономико-политической ситуации [Крупнов, 2006].

Стратегия, которую предлагает Крупнов и некоторые его единомышленники, опирается на теоретическую идею весьма распространенную в XIX веке – идею Тихого океана как «Средиземного моря будущего». В своем интересном историческом обзоре историк Валерий Постников показал значимость этой концепции в трудах западноевропейских, американских и российских геополитиков, военных теоретиков и социальных мыслитетей XIX – начала XX века [Постников, 2011]. Он, в частности, указывает на место этой концепции в трудах и теоретических воззрениях таких разных и даже противоположных по своим политическим симпатиям и темпераменту интеллектуалов и политических деятелей, как Карл Маркс, Алексис де Токвиль, Чарльз Лиленд, Александр Герцен и адмирал Колчак. Теоретические основы этой теории были заложены, по-видимому, русским географом и социологом Львом Мечниковым, изложившим ее в своей книге о поступательном движении цивилизаций от великих рек к огромным океанам [Мечников, 1995].

Согласно Мечникову, траектории и фазы развития мировой цивилизации первоначально связаны с акваториями великих рек. Затем центр тяжести мировых цивилизаций перемещается к великим морям. В эпицентре развития цивилизации Запада оказывается сначала Средиземное море, затем центр тяжести смещается к Атлантическому океану, вокруг которого формируется мировой рынок и возникают мощные европейские и американские цивилизации. Следующим шагом в развитии цивилизаций должен стать великий Тихий Океан со своим особым номосом. Фазы перехода цивилизаций от рек к морям и океанам также сопряжены со сменой технологий, военных стратегий, типов торговли и даже с эволюцией нравственных представлений [Там же]. В 1990-х годах баланс мировой торговли, измеряемой общей стоимостью грузов, действительно сместился с Атлантического к Тихому океану и идеи Мечникова и других теоретиков подтвердились экономическими реалиями сегодняшнего дня. Во многих статьях и книгах конца 1990-х годов обсуждались в связи с этим особенности тихоокеанского капитализма, отличного от капитализма атлантического, где подчеркивалась значимость конфуцианских и коммунитарных ценностей.

Следует подчеркнуть, однако, что если для многих старых теоретиков, упомянутых ранее, идея тихоокеанской цивилизации ассоциировалась с развитием сотрудничества между Россией и США, современные российские теоретики гораздо больше акцентируют идею сотрудничества с Китаем и четырьмя дальневосточными драконами. Перенос столицы видится ими как инструмент такой культурной и экономической переориентации. Российская экономика должна интегрироваться в экономики тихоокеанского региона. Смена столицы позволит вдвинуть страну в регион, известный самыми высокими темпами экономического роста, и заявить о себе как о мощном новом региональном игроке.

В концепцию Юрия Крупнова встроен и новый солярный миф о столице. Она не только разрешит пространственную проблему, но и сможет регулировать проблему времени и часовых поясов. Столица как солнце будет всходить на востоке, пробуждая к новой жизни всю страну и создавая более правильный круговорот времени и рабочего распорядка [Крупнов, 2006].

Известный российский политолог Сергей Караганов представляет более детальный, фундированный и экономически конкретизированный анализ интеграции страны в восточный экономический регион. Идея переноса столицы является органической частью его программы, которую он условно называет «проектом Сибирь». Речь здесь опять идет о присоединении страны к «азиатскому экономическому локомотиву», новому освоению Сибири и Дальнего Востока через развитие инфраструктуры, создание производств по глубокой обработке сырья и леса, а также сельского хозяйства, «ориентированного на бездонные рынки Азии» [Караганов, 2012]. Этот проект, считает Караганов, должен идти с широким привлечением иностранного капитала из США, ЕС, Китая, Японии, других стран Азии, с предоставлением ему максимальных льгот и гарантий.

Для экономического поворота России к поднимающейся Азии нужно что-то похожее на прорубленное Петром Первым с соратниками «окна в Европу» через Санкт-Петербург. В рамках этих проектов должны формироваться инновационные кластеры и происходить коренная экономическая переориентация на рынки Китая и поднимающейся Азии. Караганов предлагает концепцию трех столиц: политической и военной столицы в Москве, экономической – во Владивостоке и культурной – в Санкт-Петербурге [Караганов, 2012].

Идея Караганова – в том числе и его концепция трех столиц – была адаптирована клубом «Валдай» и озвучена за неделю до начала саммита АТЭС во Владивостоке в сентябре 2012. В докладе клуба в частности говорится:

Альтернативное позиционирование страны в этой группе проектов, таким образом, прежде всего, связано не с Сибирью, а с Дальним Востоком, не с замкнутостью, а с разомкнутостью, но уже не на Запад, а на спасительный Восток.

Одной из причин восточных поисков новой столицы – как в дальневосточном, так и в сибирском варианте – кажется является желание найти новую культурно-цивилизационную принадлежность и идентичность, даже в тех случаях, когда в программе артикулируются исключительно экономические факторы. Одиночество России в Европе и неудачи российской внешней политики, особенно в нулевые годы, побуждают авторов этих проектов конструировать новую российскую макрорегиональную идентичность, тем самым косвенно поддерживая представления по поводу азиатского пути России и возможностей поиска новых друзей на Востоке. Однако даже в этих восточных чаяниях и поисках часто чувствуется прежде всего озабоченность реакцией и позицией Европы.