На общем смотру всего каравана получился следующий вывод:

23 августа было – 373 человека.

12 сентября было – 343 человека.

Убыло 30 человек: 14 дезертиров и 16 умерших; носильщиков – 235, вьюков – 227, больных – 58 человек.

К этим цифрам, и так довольно красноречивым, надо прибавить еще то, что каждый из членов экспедиции страдает от голода; чем дальше мы подвигаемся, тем скуднее становятся средства к удовлетворению все возрастающей потребности в пище; невольники бакусу и васонгора под предводительством маньемов шайки Угарруэ разорили плантации, перерезали жителей либо вынудили их искать убежища в лесах.

На другой день мы пришли к порогам Амири; один из наших старшин, Саади, получил выговор за то, что допустил некоего Макупетэ уйти разыскивать ящик, которого на проверке не досчитались; тогда сам Саади возымел несчастную мысль пойти искать Макупетэ, и ни тот, ни другой не возвратились. Другой носильщик, Уледи Манга, утомленный непосильной работой, а может быть, напуганный открывающеюся перед нами мрачной перспективой, бежал, также захватив с собой ящик.

Из шести занзибарских ослов, приведенных нами из Ямбуйи, оставалось только три. Один из них, должно быть, также в предчувствии грядущих бедствий, бежал. Куда он девался? Неизвестно. Что пользы искать что-либо или кого-либо в этих лесах. Как волна, рассекаемая носом корабля, сливается снова вслед за кормою, так и вечный лес погребает в своих темных глубинах все, что исчезает за его опушкой.

15-го поставили палатки около старой рыбачьей хижины. Описав громадную дугу к северо-востоку, река отклоняется к юго-востоку, и мы с 1°58' перешли к 1°24' северной широты.

Вот уже несколько дней, как мы ежедневно теряем по ящику с боевыми снарядами. Я тщетно перепробовал все средства к прекращению такого грабежа и, наконец, придумал связывать ящики по восьми штук в ряд и каждую такую цепь поручать старшему, под его личную ответственность. Таким образом, думалось мне, можно сколько-нибудь удержать людей от захождения в лес под всевозможными предлогами.

16-го, во время полуденного привала на реке, раздалась сильная ружейная пальба. Саат-Тато, посланный на разведку, возвратился спустя полчаса, давая знать о себе тремя выстрелами, и через несколько минут вместе с нашей лодкой показались еще три, с людьми в белых одеждах и украшенные красными флагами. Они явились приветствовать нас от имени своего повелителя Угарруэ, который сам приедет ко мне с визитом на вечернюю стоянку. После обмена приветствиями они пустились в обратный путь вверх по реке, стреляя из ружей и с песнями.

В 4 часа пополудни мы стали лагерем несколько ниже ставки Угарруэ. В ту же минуту барабанный бой, ружейные залпы и целая флотилия челноков возвестили нам прибытие арабского начальника. Его сопровождали 50 рослых молодцов, хор песенников и женщины. Все они имели вполне здоровый и бодрый вид.

Гость назвал себя Угарруэ; это занзибарское название Луалабы, по-туземному Руарауа. В прежние времена наш новый приятель был известен под именем Уледи Балиуз, т. е. консульский Уледи. С 1860 по 1863 г. он сопровождал экспедиции капитанов Спика и Гранта в качестве прислужника в палатке; потом его позабыли, либо сам он бежал в Униоро. Он принес нам в дар двух жирных коз, 20 кг рису, спелых бананов и кур.

На мой вопрос, найдем ли мы достаточно съестных припасов поблизости от его ставки, он, к крайнему нашему огорчению, отвечал, что его люди разорили весь край, что в этом, впрочем, трудно было бы помешать им, так как они были страшно возбуждены против этих «язычников» за кровавые расправы туземцев со многими караванами, занимавшимися добычею слоновой кости.

Он сказал, что страна, где мы теперь находимся, называется Бунда, ее жители – бабунда, туземцы северного берега – бапаи, или бавайя. Одна из его шаек, отправившаяся, вероятно, на разбой, в продолжение целого месяца шла все на восток и там с высокой горы (может быть, Кассололо) видела травянистую страну, простирающуюся дальше к востоку.

Далее он сообщил, что его караван, состоящий из 600 человек, вышел из Кибонгеса на Луалабе (повыше устья реки Леопольда) и в девять месяцев прошел 680 км к северо-востоку, не выходя из лесу и на всем пути не встретив ни одной горсти травы; по дороге им пришлось переходить только через одну реку – Линди, прежде чем они достигли Итури, т. е. Арувими; от арабских купцов они узнали, что Лулу (Луа) течет из небольшого озера, называемого Озо[12], где добывают множество слоновой кости.

Выше по реке, в четырех часах ходьбы, Угарруэ владеет другим селением, в котором у него еще сотня стрелков; это селение расположено при впадении Ленды, южного притока Арувими. Его люди сеют рис, которого мы отведали, и лук. Но окрестности своих поселений они совершенно опустошили, считая неблагоразумным иметь соседями таких «язычников-убийц». Они потеряли уже до двухсот человек людей из племен бакусу и васонгора и несколько храбрых начальников маньемов. Однажды пропало сразу 40 человек, из которых так ни один и не вернулся. В ставке Угарруэ и посейчас гостит один араб, потерявший всех носильщиков своего каравана.

Между прочим, Угарруэ выразил полную готовность дать мне внаймы несколько человек из своих людей и без всяких уговоров согласился дать приют всем больным, которые не в состоянии будут идти со мной; вопрос о вознаграждении мы оставили пока открытым.

17-го мой караван стал на берегу Итури, против лагеря Угарруэ.

После полудня я на вельботе переплыл реку, чтобы отдать визит арабам. У них чрезвычайно обширное селение, огороженное высокими заборами из частокола, подбитого с внутренней стороны дранкой, чтобы сделать его непроницаемым для стрел; дранки в несколько рядов и притом в поперечном направлении. В центре селения, фасадом к реке, возвышалось жилище начальника, очень удобное и вместительное. Толстые и высокие стены его, из обожженной глины, с проделанными в них бойницами, делают его похожим на крепость.

Проходя коридором, отделяющим приемные залы от жилых комнат хозяина, я видел обширный квадратный внутренний двор, до двадцати метров в поперечнике, окруженный зданиями и наполненный невольниками. В этом временном жилище арабского старшины было что-то напоминавшее средневековый баронский замок: множество снующих взад и вперед прислужников, широкое житье, простор, довольство и раздолье.

Мне сказали, что на протяжении нескольких дней ходьбы река все течет с востока; гораздо выше с севера в Итури впадает Иуру, а с юга, кроме Ленды, в нее впадает еще приток – Ибина.

Еще выше, кто говорил – за 10 дней ходьбы, кто – за 20, поселился еще один арабский начальник, известный под именем Килонга-Лонга, настоящее имя которого было тоже Уледи.

Здесь я увидел первого представителя племени карликов, которых, говорят, очень много к северу от Итури и на востоке, за притоком Нгайю. Это была девушка лет семнадцати, ростом 84 см, вполне сформированная, с блестящей и нежной кожей. Она была не лишена грации и очень миловидна. Мне она показалась просто хорошенькой цветной женщиной в миниатюре, с цветом лица квартеронки[13] или, пожалуй, желтоватой слоновой кости. Глаза у нее были великолепные, но слишком велики по ее росту, вроде как у газели: крупные, выпуклые и очень живые. Эта девица ходила совершенно обнаженная, что ее, по-видимому, нимало не смущало, и, привыкнув, чтобы на нее любовались, она с большим удовольствием подвергалась нашим любопытным взорам. Ее нашли у истоков Нгайю.