– Ага, вот ты где! – воскликнул Фрэнк. Свист ножа стал ближе, вот он уже рассекает воздух в нескольких дюймах от ее головы. Но она была глуха к нему. Обеими руками обхватила она лежавшее на полу тело, угроза смерти была ничто по сравнению с той болью, которую она испытывала, оплакивая Рори.

– Рори… – простонала она и в глубине души порадовалась, что умирает с его именем на устах.

– Да, верно, – произнес Фрэнк. – Рори…

Внезапно присвоение им имени Рори показалось ей не менее чудовищным и непростительным грехом, чем кража его кожи. В конце концов, что такое кожа? Свиньи имеют кожу, змеи тоже. Она состоит из клеток, которые нарастают и умирают, затем нарастают снова. Но имя?.. Оно сродни заклинанию, оно пробуждает воспоминания. Она не позволит Фрэнку использовать это имя!

– Рори мертв, – сказала она. Слова обожгли губы, пробудили от оцепенения. Мысль опять работала четко и напряженно.

– Тс-с, детка… – шепнул он ей. А что, если сенобиты просто выжидают, когда Фрэнк проговорится, назовет свое собственное имя? Разве тот, посетивший ее в больнице, не говорил, что от Фрэнка требуется признание?

– Ты не Рори, – сказала она.

– Мы знаем это, только мы с тобой, – последовал ответ. – Никто больше.

– Кто же ты тогда?

– Бедняжка… Совсем потеряла разум. Что ж, это даже неплохо…

– Так кто же?

– Так даже безопаснее.

– Кто?

– Тихо, малышка, – сказал он. Он склонился над ней в темноте, лицо его находилось всего в нескольких дюймах от ее лица. – Все будет хорошо, все будет просто прекрасно…

– Да?

– Да. Фрэнк с тобой, маленькая.

– Фрэнк?

– Да. Я Фрэнк.

С этими словами он занес руку для смертельном удара, но она услышала в темноте свист ножа и увернулась. Секунду спустя вновь послышался звон колоколов и лампочка под потолком ожила и начала разгораться. В ее неверном мерцающем свете она различила фигуру Фрэнка, стоящего на коленях рядом с телом брата, из ягодицы мертвого торчала рукоятка ножа. Он выдернул нож и перевел взгляд на нее. Еще один звучный удар колокола, и он поднялся и уже был готов наброситься на нее, как вдруг ем остановил голос. Он окликнул его по имени, мягко, но настойчиво, как отзывают ребенка от игры.

– Фрэнк…

Лицо его вытянулось, на нем отразилось замешательство, а во всей позе угадывался страх. Медленно он повернул голову – взглянуть на том, кто его звал. Это был сенобит, крючки, впившиеся в его тело, сверкали. За ним Керсти различила еще три фигуры с изуродованными до полного абсурда лицами. Фрэнк обернулся к Керсти.

– Твоя работа! – взвизгнул он. Она кивнула.

– Уходите отсюда, – произнес один из пришельцев. – Теперь это не ваше дело.

– Сука! – крикнул Фрэнк. – Ведьма! Проклятая, лживая, подлая тварь!

Яростные вопли преследовали ее на всем пути к двери. Вот пальцы уже коснулись ручки – и тут она почувствовала, что он догоняет ее и, обернувшись, увидела, что их разделяет меньше фута, а лезвие ножа находится в каком-то волоске от ее тела. Но он застыл, словно окаменевший, не в силах вонзить в нее этот нож.

Тут в его руки, ноги, лицо впились крючки. Он словно завис в воздухе, удерживаемый этими крючками и цепями. Он рвался, но с мягким чмокающим звуком зазубренные крючки все глубже впивались в плоть. Рот его исказился в беззвучном крике, шея и грудь разрывались.

Нож выпал из пальцев. Он испустил последнее невнятное проклятие в ее адрес, тело его содрогнулось и забилось в конвульсиях, не в силах сопротивляться. Дюйм за дюймом его подтаскивали все ближе к середине комнаты.

– Иди, – сказал ей один из сенобитов. Она не видела их больше, они словно растворились в испятнанном кровью воздухе. Последовав совету, она отворила дверь, сзади доносились отчаянные крики Фрэнка.

Не успела она шагнуть к лестнице, как с потолка стала сыпаться штукатурка; казалось, что надо спешить – демоны, захватившие дом, вот-вот разнесут его на куски.

Однако она не удержалась и обернулась, чтоб бросить еще один, последний, взгляд на Фрэнка – убедиться, что он не преследует ее больше.

С ним, похоже, все было кончено: десятки новых крючков впивались в тело, раны расширялись прямо на глазах. Распластанный в беспощадном свете лампы, он дошел до предела, и, не в силах выносить это более, испускал отчаянный, звериный визг, который непременно вызвал бы у нее сострадание, не знай она, кому он принадлежит.

Внезапно крики оборвались. Настала тишина. Из последних сил приподнял он свисавшую на одно плечо голову и взглянул ей прямо в лицо; злоба, сверкавшая в его взоре, не поддавалась описанию. Глаза сверкали, точно драгоценные камни, вплавленные в гниль и прах.

В ответ на это цепи стянулись еще туже, однако сенобитам не удалось выдавить из него крика. Вместо этого он высунул язык и, не сводя глаз с Керсти, начал водить им по зубам в гримасе откровенной и наглой похотливости. А затем вдруг его разорвало на части. Ноги отделились от тела, голова – от плеч, кости и жилы трещали, кругом клубился красноватый пар. И едва она успела захлопнуть за собой дверь, как о нее изнутри ударился какой-то предмет. Его голова, догадалась она.

Она летела вниз по ступеням, а из стен исходил волчий вой, наполняя воздух дымом, слетались тени раненых птиц с оторванными крыльями, они трепыхались и бились, не в силах взлететь.

Оказавшись внизу, она побежала к входной двери и уже находилась совсем рядом с ней, в ярде от желанной свободы, как вдруг услышала: кто-то окликнул ее по имени.

Это была Джулия. По полу тянулся широкий кровавый след – от того места, где Фрэнк бросил ее, и дальше, в столовую.

– Керсти… – позвала она снова. Голос звучал так жалобно, что девушка оказалась не в силах не откликнуться на этот зов. И шагнула в столовую.

Мебель почернела и дымилась, ковер превратился в вонючую кучу пепла. И там, в центре всего этого распада, сидела… невеста. Каким-то непостижимым усилием воли Джулии удалось надеть свадебное платье и укрепить на голове фату. И она восседала на кучке праха в испачканном платье. Но, казалось, не замечала этого. Она выглядела как никогда прекрасной, особенно на фоне окружавшего ее распада.

– Помоги мне, – простонала она, и только тут Керсти поняла, что голос исходит вовсе не из-под кружева фаты, но с колен невесты.

Складки пышного платья раздвинулись, и из ник показалась голова Джулии. Она покоилась на подушечке из алого шелка, обрамленная волной золотисто-каштановых волос. Но как же она могла говорить, она, лишенная легких? И все же она говорила…

– Керсти… – сказала она умоляюще и стала перекатываться слева направо, по-прежнему лежа на коленях невесты, словно сокрушаясь о чем-то.