Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот пример простого «карманного довода» (с примесью «палочного»).
– Или, например, Ирландия! – начал Иван Петрович с новым одушевлением, помолчав. – Пишут, страна бедная, есть нечего, картофель один, и тот часто не годится для пищи…
– Ну-с, так что же?
– Ирландия в подданстве у Англии, а Англия страна богатая: таких помещиков, как там, нигде нет. Отчего теперича у них не взять хоть половину хлеба, скота, да и не отдать туда, в Ирландию?
– Что это брат, ты проповедуешь: бунт? – вдруг сказал Нил Андреич.
– Какой бунт, ваше превосходительство… Я только из любопытства.
– Ну, если в Вятке или Перми голод, а у тебя возьмут половину хлеба даром, да туда?
– Как это можно! Мы совсем другое дело…
– Ну, как услышат тебя мужики? – напирал Нил Андреевич. – А? Тогда что?
– Ну, не дай Боже! – сказал помещик.
– Сохрани Боже! – сказала и Татьяна Марковна и т. д.
Гончаров. Обрыв
Это довод – к карману помещика; Слышали мы аналогичные доводы и к карману мужиков. Несказанно убедительны эти доводы для тех, для кого предназначены. Здесь не лишнее привести остроумную заметку об этой уловке из Шопенгауэра. «Там, где применима эта уловка, остальных можно и не применять. Действуйте не на разум, с помощью доводов, а на волю, с помощью мотивов; тогда и противник и слушатели, если у них такие же интересы, как у него, сейчас же согласятся с вашим мнением, хотя бы оно было заимствовано из дома сумасшедших. Ведь лот воли весит по большей части тяжелее, чем центнер рассуждений и убеждения». «Когда мы сумеем осязательно доказать противнику, что мнение его, если бы оно приобрело значение, нанесет существенный вред его интересам – он так же поспешно отшвырнет это мнение, как раскаленное железо, которое нечаянно схватил в руку».
Подмена доводов. Умножение доводов. Частичная ложь. Нелепые доводы. Субъективные доводы. Различие в них. Их оценка. Адвокатский довод. «Свинская» форма его
1. Софизмы доводов еще более многочисленны, чем намеренные отступления от тезиса. О подмене доводов во время спора мы уже говорили. Все, что сказано «о подмене тезиса, относится и к подмене доводов. К ней нередко прибегают, когда видят, что довод слаб или неудобен почему-нибудь. Сравнительно редко встречается софизм «умножение довода», когда один и тот же довод повторяется в разных формах и словах и сходит за два или несколько различных доводов. Эта уловка особенно применяется в спорах при слушателях, в длинных речах и т. д. Иногда очень трудно разобраться, одна ли мысль перед нами, высказанная в разных формах или несколько разных мыслей; надо напряжение внимания, а нередко и хорошее знание вопроса, о котором идет речь. Все это качества, редко присущие обычному слушателю, который и доводов-то не умеет выделять сознательно. Вот простейший пример умножения довода. Тезис: «Бог существует». Доказательство: «В нашем духе существует непосредственная уверенность в Боге. Мы совершенно не можем избавиться от мысли о Боге. Мы не можем думать о мире, не можем мыслить о самих себе без того, чтобы невольно с этим не соединилась и мысль о Боге. Через все видимое и конечное наши мысли устремляются к высшему, невидимому, бесконечному и их движение не успокаивается раньше, чем они не достигают своей цели. Мы по необходимости должны думать о Боге. Сознание Бога есть столь же существенный элемент нашего духа, как миросознание и самосознание» и т. д. и т. п. (Лютардт, Апология христианина, III чтение). Пусть читатель решит сам, сколько во всем этом отрывке высказано доводов. Бэн цитирует в одной книге (Rhetoric etc.) замечание одного опытного автора: «На массу один аргумент, изложенный в пяти разных видах, действует точно так же, как пять новых».
2. Самые обычные ошибки доводов – это ложный довод и произвольный довод. Когда дело идет о намеренной ошибке, о софизме, – ложный довод принимает характер лживого довода. Положим, софист не имеет под руками истинных доводов, на которые можно бы опереться. Тогда он берет какую-нибудь заведомо для него ложную мысль, новую для противника или для слушателей или не признанную ими до этого времени – например, ложный факт, ложное обобщение, ложную цитату и т. п., и выдает ее за истинную. При этом он часто (а в спорах для убеждения особенно) пользуется доверчивостью противника или слушателей, авторитетом своим, внушением или всеми возможными другими уловками, чтобы заставить принять такой довод.
Успеху такого софизма чрезвычайно способствует, если ложь частичная, т. е. такая, о которой говорит сатана у Алексея Толстого (в «Дон Жуане»).
И не только нельзя отскоблить, но часто нельзя сразу и отличить, где ложь кончается, где начинается правда. Об этом уже мы имели случай говорить выше (глава ХI, 6). Такая ложь незаметно проходит, часто спрятавшись под плащом идущей вместе с ней истины. Подобных случаев в обычной жизни – тьмы тем. Например, выдвигают довод: «Эти люди были жестоко избиты». Доля правды: они были побиты. Доля лжи – «жестоко» избиты. Пессимист утверждает: «Жизнь – страдание». Мысль ложная. Но мы чувствуем, что в основе ее лежит частичная истина: в жизни человечества много страданий и т. д.
3. Интересно, что, наряду с такими частично истинными доводами, в устных спорах из-за победы нередко пускаются в ход с успехом нелепые доводы. Во-первых, иную нелепость очень трудно опровергнуть в устном споре, да еще при невежественных слушателях. Даже более: как есть «очевидные», недоказуемые истины, так есть «очевидные», неопровержимые нелепости. Во-вторых, нелепый довод часто прямо озадачивает противника своею неожиданностью; не сразу найдешься, что на него ответить. Иной и совершенно теряется: очевидно нелепость – но как доказать это противнику, да еще при данных слушателях! Для этого необходимы долгие рассуждения и такие предпосылки, которых у него (и у них) не имеется и которых он принять не пожелает. Например, противник скажет: «Вместо истины я признаю ложь, вместо добра – зло». Есть ведь такие карикатуры сверхчеловека и в России. Что ему возразить? Остается только, на манер майора Ковалева, тряхнуть головою и сказать, немного расставив свои руки: «Признаюсь, после этаких с вашей стороны доводов я ничего не могу прибавить…» И оставить спор и «победителя». Кто обладает остроумием, может попытаться, прежде чем оставить спор, вышутить софиста. Но спорить далее – вряд ли полезно.
Такую же роль играют и нелепые вопросы при осведомлении. Покойный санскритолог Минаев описывает характерный диспут на Цейлоне между буддийским проповедником и христианскими миссионерами, в котором последние потерпели поражение. «Нападая на своих противников, Гудананда перестроил по-своему все их учение и выдвинул целый ряд диких вопросов, которые, вследствие своей нелепости, поставляли миссионеров в затруднение» (Минаев. Очерки Цейлона и Индии). Этим приемом пользуются иногда и у нас.