— Другого времени для этого ты не нашел, каналья!

— Да ведь разве найдешь другое время, господин капитан, — взмолился капрал, — сейчас, поди, опять на коней… и снова скакать неизвестно куда.

— Я вот охлажу тебя, как только вернемся домой! — пригрозил ему Лесдигьер плеткой, которую вытащил из сапога. — Кстати, удалось тебе что-нибудь выяснить?

— Никак нет, мсье, — ответил капрал, пожимая плечами. — Эти гугеноты будто сквозь землю провалились. Всем известно, что они здесь, но где именно — не знает никто.

— Ступай, бездельник, и помни, что ты будешь наказан за нарушение воинского приказа и самовольные действия.

Капрал опустил голову, повернулся и медленно пошел прочь.

— Капрал!

Он обернулся.

— Сажайте своих людей на коней! Мы отправляемся на исходные позиции.

— Черт возьми, сколько времени потеряно по вине этих остолопов, — проворчал Монтескье. — За это время гугеноты, надо полагать, выехали бы из Бургундии и были бы уже где-то у Буржа.

— Ну, это вряд ли, — выразил сомнение Лесдигьер. — Откуда им знать, что окружены со всех сторон! А потому они пребывают в данный момент в полном неведении и безмятежности. К тому же требуется немало времени, чтобы подготовиться к походу и выехать из Бургундии, да еще именно тогда, когда я или вы оставили свой пост. Подумайте, возможно ли это?

Но Монтескье все же беспокойно заворочался в седле и дал команду немедленно скакать обратно. На прощанье он сказал:

— Послушайте, Лесдигьер, я думаю, вы правы, и вряд ли Конде удалось бы вырваться из окружения за это время. Но все же давайте побыстрее вернемся на наши позиции и… не будем говорить никому о нашей оплошности. Иначе нас с вами разжалуют в солдаты, а если, упаси бог, Конде действительно решил предпринять побег в ваше или мое отсутствие, то… надеюсь, вы понимаете, Лесдигьер, чем для нас это может обернуться.

— Хорошо, мсье, — согласился Лесдигьер. — Давайте и в самом деле хранить молчание, дабы не поплатиться за сегодняшний подвиг своими головами.

И они расстались, отправившись один на север, другой на юг.

Так рисовал эту сцену в своем воображении Лесдигьер, и так оно все и случилось на самом деле. Конде, едва увидя дым от костра, тут же дал сигнал трогаться, и все войско гугенотов, никем не замеченное, благополучно перешло границу провинции и быстрым маршем направилось к Ла Рошели.

— Вы в известной степени рисковали своей жизнью, принц, — произнесла Жанна, едва Конде закончил говорить. — Ведь посланец мог быть подослан католиками, чтобы вынудить вас покинуть Нуайе и заманить в ловушку.

— Я подумал об этом, мадам, но мои сомнения рассеялись, когда этот человек извлек изо рта перстень, который покоился у него за щекой. Это был тот самый перстень, который я подарил Лесдигьеру после злополучной дуэли с герцогом Монморанси в Булонском лесу четыре года тому назад. Теперь он спас наши жизни.

— Из вашего рассказа я поняла, что этот молодой человек обратился в католическую веру. Как же вы можете доверять ему? Вполне вероятно, он специально вернул вам перстень, намекая, что не нуждается больше в ваших услугах, а этот посланец был всего-навсего шпион?

Конде улыбнулся. Улыбка тронула и губы адмирала. Жанна смотрела на них и догадывалась, похоже за всем этим кроется нечто другое, неведомое ей, но что именно — понять не могла. Однако ее острый женский ум подсказал ей, что она ошиблась в своем последнем предположении, и подтверждением тому послужили слова Конде:

— Наши жизни — вот доказательство честности капитана Лесдигьера. Он совершил благое дело. Его временный переход в католическую веру (он сделал ударение на слове «временный») принес нам ни много ни мало пятьсот тысяч ливров золотом, которые помогли нам договориться с Людвигом Нассаусским и герцогом Казимиром о предоставлении помощи. Жанна все еще не понимала, это было видно по ее лицу.

— Я думаю, адмирал, — произнес Конде, — теперь можно всех посвятить в обстоятельства этого дела, не боясь ни в коей мере очернить мсье Лесдигьера.

Колиньи кивнул, соглашаясь. И Конде поведал обо всем, что касалось свадьбы Лесдигьера и связанной с этим переменой вероисповедания.

— А этот Лесдигьер малый не промах! — воскликнул Генрих Наваррский. — Что скажешь, Анри? — и он повернулся к своему кузену, ища поддержку. — Но, клянусь посохом Иоанна Крестителя, он тысячу раз прав, этот капитан, и раз эта мера временная, то игра стоит свеч. Париж стоит мессы!

Пророческие слова. Сам того не подозревая, Генрих Наваррский произнес фразу, которую повторит слово в слово двадцать шесть лет спустя, стоя под стенами Парижа у Монмартрских ворот под именем первого короля династии Бурбонов Генриха IV.

— Что ж, — произнесла Жанна, улыбнувшись, — мне остается только пожалеть о своей необоснованной подозрительности и выразить сожаление, что я мало знакома с этим человеком.

— Вам еще представится возможность узнать его поближе, мадам, — заметил Конде, — ибо его имя уже на устах сильных мира сего, а его слава и известность разнеслись далеко за пределы Парижа.

— В самом деле, Конде? — Жанна почувствовала, как в душе ее просыпается чисто женский интерес, граничащий с безрассудным любопытством. — Вы меня весьма заинтриговали. Чем же он так знаменит, этот молодой человек?

— Тем, что активно вмешивается в политику Екатерины Медичи и наживает себе этим смертельных врагов и преданных друзей.

— Но ведь это весьма опасный путь, принц! Как он не понимает, что его могут убить, ведь это делается просто: один хороший удар шпагой или… несколько капель яда в бокале с вином…

Конде рассмеялся. Из вежливости или опасения обидеть королеву примеру принца никто не последовал, но улыбки слегка тронули губы мужчин. Жанна растерялась. Теперь она уже решительно ничего не понимала и глядела на принца, ожидая его объяснений, что Конде и не преминул сделать:

— Должен вам сообщить, мадам, что этот молодой человек является «первой шпагой Парижа», если не всего королевства.

— Вот как? — высоко подняв брови, протянула Жанна, еще больше заинтригованная этой таинственной личностью, с которой она хотя и бегло, но все же была знакома несколько лет тому назад.

Конде продолжал:

— Он неуязвим, будто его натерли волшебной мазью Медеи. Кстати, мсье Лесдигьер вот уже два года как принимает противоядия от сильнейших ядов, которыми продолжает потчевать своих недругов Екатерина Медичи. И этим он еще раз спас наши жизни в прошлом году, когда ваша добрая приятельница вздумала угостить нас с адмиралом сочными яблоками, напичканными ядом.

— Я слышала об этом инциденте, — проговорила Жанна Д'Альбре. — Так это он посоветовал вам принимать противоядия?

— Он, мадам.

— И это он привел к вам хирурга, который один смог распознать течение вашей болезни и поставить вас на ноги? Я имею в виду случай с дуэлью.