Слава богу, мне повезло со священником. Когда он попросил: «Ну, расскажи, что с тобой происходит?», я рыдала полтора часа, не в силах ничего ответить, а он терпеливо ждал и утешал. Я сделала этот шаг, чтобы узаконить свои отношения с Господом. Как бы официально сообщить Ему о своей вере. Вот такой был мотив. Я и сейчас-то не очень праведно живу. Но пока Он меня терпит и принимает, пока у меня есть с Ним связь, я буду жить. Как только Он от меня отвернется – все закончится. Абсолютно точно.

Я пошла в церковь не затем, чтобы в чем-то поставить точку. Допустим, завязать с наркотиками или алкоголем. Я пришла туда, чтобы сказать Ему: я тебя люблю, я в тебя верю, спасибо тебе».

Через несколько лет после своего крещения Диана в другом нашем разговоре высказала еще одно откровение. «В свои 35 я была на грани жизни и смерти – из-за наркотиков, других допингов, пьянок-гулянок. Я просто летела в пропасть со страшной силой. И никто по этому поводу не бил тревогу. Но сама я понимала, что закат грядёт. Как-то сидела дома, в Подмосковье, с одним приятелем-юристом, и он вполне серьёзно предложил мне подумать о завещании, поскольку, по его мнению, долго я не протяну. Меня так это разозлило. Что ж такое, знакомые мои всё видят и ничего не предпринимают, ждут, что ли, моего естественного конца? Но потом у меня появились дети, и все изменилось. Без них я бы не остановилась…»

Наркотический период в собственной судьбе Арбенина с некоторых пор фактически не вуалирует. Даже, напротив, иногда кажется, что гиперболизирует его, поскольку многие хорошо знающие певицу люди удивляются: да когда с ней все это происходило? У Дианы свой взгляд на вещи. Однажды я задал ей пару конкретных вопросов на эту тему.

– С чего-то наркотики для тебя должны были начаться. Кто-то же их тебе, что называется, впервые поднес?

– Конечно. Но поднесли еще в Магадане. Попробовать, так сказать. А в полный рост эта история продолжилась уже в Москве, где всегда была более изощренная тусовка. Сначала, опять же, разные знакомые просто угощали. Видимо, как узнаваемую фигуру. Хотя я никогда не чувствовала себя известной. Всегда знала, без ложной скромности, что пишу классные песни. В общем, достать наркотики в столице для меня не было проблемой. А в Питере все наши тусовки сопровождались только алкоголем, но его было очень много. Особенно пива. Со мной же всегда было приятно тусить, развлекаться. Я постоянно зажигала и всех поднимала. С меня все тусовки и начинались. Когда мама говорила, что мои друзья меня спаивают, я отвечала: нет, мам, это я их спаиваю.

– Полагаю, ты в курсе, что у рок-музыкантов, актеров, да вообще у многих известных людей, столкнувшихся с наркотической или алкогольной зависимостью, есть знакомые медики, помогающие «без шума и пыли» решать кризисные вопросы, «выводить» из трудного состояния, реабилитировать организм и т. п. Как происходило в твоем случае?

– Как женщину, меня прежде всего тяготил стыд, потеря лица. Просыпаешься утром – мешки под глазами, помятый вид, не помнишь всего, что было накануне. Вот такая боязнь последующего стыда иногда меня останавливала в разгар загулов. Но и капельницу тоже не раз вызывала. Приезжали врачи, выводили из скверного состояния, получали деньги и уезжали. Да, мне приходилось называть им свое имя, паспортные данные, и риск того, что информация об их визите ко мне утечёт в «желтую» прессу, наверное, был. Но все-таки я пользовалась услугами частных клиник, а они, как правило, особо оберегают конфиденциальность своих клиентов. По крайней мере, обо мне «компромат» никто в СМИ не слил. Хотя врачи приезжали разные, близких друзей среди них у меня не было. Страшнее то, что никто из моего окружения, из тех, кто со мной работал или тусил в моем московском доме, порой даже не догадываясь, что это именно мой дом, ничем не помог. Никто не подошел ко мне тогда и не сказал: «Послушай, ты же загибаешься. Остановись наконец». Лишь однажды я услышала подобные слова. Приехала на одно из фестивальных выступлений «АукцЫона», встретила Олега Гаркушу, и он как-то искренне произнес: «Я тебя очень прошу, береги себя». Это был единственный в то время человек, тактично намекнувший мне, что я в «космосе» уже».

Одной из тех, кто с особым изумлением узнал постфактум о наркотрипах Дианы, оказалась ее мама. Пока дочь сама не стала публично об этом рассказывать, Галина Анисимовна и не подозревала, сколь далеко все зашло. «Меня удивили ее слова о наркотиках, – говорит Галина Федченко. – Диана постоянно действовала, я с ней регулярно общалась, хотя мы и жили в то время в разных городах. И тут такие признания! Я не предполагала, что такое возможно. Никаких признаков, на мой взгляд, не было. Как-то, правда, она сказала: «Мама, понимаешь, вот такое было время. – Ты всерьез? – Да, конечно. Но я уже, слава богу, через это прошла». После этого я стала пристальнее приглядываться к её жестам, выразительности и однажды увидела по телевизору, как она исполняла знаменитый цветаевский «Монолог» («Уж сколько их упало в эту бездну…»). Несколько встревожилась и позвонила ей:

«Дин, мне очень понравилось, но почему ты взялась за эту вещь? – Мама, да все нормально. – Но ты пела так, словно руками этот реквием потрогала. – Ой, мама, ты, видимо, все думаешь о том, что я говорила про наркотики. Да брось. Я один раз попробовала, что это такое, и больше мне не надо было». Но вам-то, Миша, она рассказывала иначе? Вообще, раньше она все время подчеркивала свою самостоятельность и «якость». Когда она вышла в рок-пространство, ей действительно нужно было защищаться, доказывать своё право на место в нем. Но те, кто знает ее близко, понимают – это внешняя форма. В домашней обстановке она совсем другой человек, с обычными женскими мыслями о муже, о семье…»

В завершение главы, где воображаемое и реальное, наслаиваясь друг на друга, становится неотличимым, коротенький фрагмент из интервью (данного фанатскому сайту «НС») того самого Михаила Старого, что дружил со «Снайперами» в 90-х и придумал их первый логотип.

– Диана иногда, рассказывая о своем прошлом, говорила, что это совершенно оторванное состояние было, когда она и пила, и наркотиками баловалась…