Контроль достиг такого уровня, что было зафиксировано положение каждого торговца на рынках и базарах Персии. Один из текстов того периода показывает, как были организованы и как регулировались торговые гильдии, а также то, что инспекторы всегда были готовы проконтролировать качество и подсчитать долю выручки, причитающуюся для выплаты в казну[263]. Богатство росло, увеличивались масштабы междугородней торговли предметами роскоши. При раскопках было обнаружено огромное количество печатей, использовавшихся для маркировки импортных и экспортных товаров. Также в тот период оформляли соответствующим образом и регистрационные документы, и контракты[264]. Товары доставляли из Персидского залива, Каспия и Индии, а отправляли в основном в Индию по суше или по морю. Резко возрос уровень обмена с Шри-Ланкой и Китаем, а также с Восточным Средиземноморьем[265]. Сасаниды обращали пристальное внимание на все, что творилось в их государстве и за его пределами.

Значительную часть торговли регулировали согдийские купцы, знаменитые своими караванами, деловой хваткой и тесными семейными связями, которые позволяли им торговать в основных торговых артериях Центральной Азии, ведущих в Синьцзян и Западный Китай. В начале XX века Аурель Стейн обнаружил интересную подборку писем на сторожевой башне возле Дуньхуана. В них отражены принципы ведения торговли согдийскими купцами, а также перечислены проданные и купленные товары. Кроме всего прочего, в бумагах упоминались золотые и серебряные украшения, такие как заколки для волос, и прекрасно сделанные сосуды, а также пенька, лен, сукно, шафран, перец и камфора. Однако специализировались согдийцы на торговле шелком[266]. Согдийские купцы стали тем клеем, который соединил города, оазисы и целые регионы. Они сыграли важную роль в том, что китайский шелк попал в Средиземноморье. Там его высоко оценили сам император Рима и местная элита. Точно так же товары двигались в обратном направлении. Монеты, отчеканенные в Константинополе, были найдены по всей Центральной Азии, включая Китай, вместе с предметами престижа: например, серебряный кувшин, на котором изображены сцены Троянской войны, был захоронен в середине VI века со своим могущественным владельцем Ли Сянем[267].

Поскольку религии постоянно взаимодействовали, они неизбежно перенимали друг у друга некоторые черты. Хотя отследить такие заимствования очень сложно, можно заметить, что нимб стал общей чертой для индуизма, буддизма, зороастризма и христианства как средство выражения в изобразительном искусстве. Так изображалась связь между земным и божественным, нимб выступал маркером божественного сияния, которое немало значило во всех указанных религиях. Прекрасный памятник в Таки-Бустане (современный Ирак) изображает правителя верхом на лошади в окружении крылатых ангелов и с нимбом над головой. Эту сцену узнают последователи всех крупных религий этого региона. Аналогичная ситуация наблюдалась и в отношении поз. Буддистская мудра витарка – большой палец одной руки соприкасается с указательным, в то время как остальные пальцы могут быть отставлены, – была перенята другими религиями, чтобы продемонстрировать связь с божественным, и стала особенно популярна среди христианских художников[268].

Христианство распространялось по торговым путям, но его успех нельзя назвать неоспоримым. Центр мира всегда был переполнен верованиями, идеями, религиями, которые, с одной стороны, имели нечто общее, а с другой – постоянно сталкивались друг с другом. Борьба за духовное лидерство стала особенно напряженной.

Напряжение в отношениях издавна наблюдалось между христианством и иудаизмом. Лидеры обеих религий стремились максимально отделиться друг от друга. Так, например, христианство в большинстве случаев запрещало браки между родственниками, а дата Пасхи специально была выбрана так, чтобы не совпадать с празднованием праздника Песах[269]. Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский, в начале четвертого столетия говорил о том, что литургии должны быть более захватывающими, так как христианам достаточно сложно конкурировать с театральностью синагоги, ее барабанами, лирами, арфами и другими музыкальными инструментами, призванными развлекать во время богослужения, в то время как актеры и танцоры оживляют происходящее[270].

Лидеры иудеев, со своей стороны, не питали энтузиазма по поводу новообращенных. «Не верю новообращенным, – заявлял знаменитый раввин Хия Великий, – пока не пройдут двадцать четыре поколения, а до того зло еще сильно в них». «Новообращенные раздражают и досаждают как болячки», – отмечал Хелбо, другой влиятельный раввин[271]. Отношение иудеев к христианам было особенно жестким в Персии, в основном из-за их набегов. Это становится ясно из Вавилонского талмуда – собрания текстов, касающихся интерпретации раввинами законов евреев. В отличие от Палестинского талмуда, в котором Иисус упоминается вскользь, Вавилонское издание демонстрирует крайне неодобрительную позицию касательно христиан. Здесь содержится множество нападок на доктрины, события и персонажей, описанных в Евангелии. Непорочное рождение, например, высмеяли и сравнили с родами у осла, в то время как историю о Воскрешении безжалостно исковеркали. Подробное жизнеописание Иисуса включало пародии на многие сцены из Нового Завета и прежде всего Евангелия от Иоанна. Все это показывает, насколько угрожающие масштабы имело продвижение христианства. Систематически осуществлялись попытки объявить Иисуса лжепророком, а также объявить о законности его распятия и тем самым снять с евреев всю вину и ответственность. Такая бурная реакция была попыткой противостоять успехам христианства, которых оно достигало за счет иудаизма[272].