На стене над ними висел портрет мужчины в одежде XVII века. Выражение лица было холодным и надменным. Тонкие губы плотно сжаты в инквизиторской усмешке. Волосы, доходящие до плеч, безукоризненно причесаны в стиле короля Карла, а маленькие, словно детские руки прижимают к груди книгу. Ту самую книгу, догадалась Фрэнни, которая лежит в витрине под стеклом на бархатной подушечке. Книга была написана от руки, выцветшими чернилами, на чем-то вроде плохо сохранившегося пергамента. Почерк было совершенно невозможно разобрать, даже при хорошем освещении. Вдобавок Фрэнни не поняла, на каком языке это написано.

Оливер подошел к ней, и его тень упала на стекло и покоящуюся под ним книгу.

– Это единственная вещь, которую я предпочел бы не иметь.

– Эта книга?

– Да.

– Почему? Что это?

Снаружи к витрине была приклеена табличка с машинописным текстом:

«Малефикарум. Ок. 1650 года н. э.».

– Руководство по проведению сатанинских обрядов. Считается, что оно написано на человеческой коже.

– Серьезно?

– В нашей семье всегда в это верили. Не имею представления, правда это или нет.

Она наклонилась вперед, чувствуя нездоровый интерес. Книга была настолько же искусно сделана, насколько ужасна. Фрэнни вгляделась в структуру материала: сплошные мелкие складочки, все омерзительного темно-коричневого цвета. Преодолев отвращение, она наклонилась ниже, стараясь тщательнее рассмотреть книгу. Фрэнни уже видела предметы культа диких племен с фрагментами засушенной человеческой кожи мумий. Она обычно выглядела именно так, похоже на эту.

– Ты когда-нибудь пробовал отдать это на анализ?

– Нет.

– Я могу устроить это.

На его лице отразилось волнение.

– Не уверен, что хочу это точно знать. Это кровавая дьявольская вещь, чем бы она ни была. Я никогда даже не трогал ее и не собираюсь.

– А какова ее история?

– Ее написал один из моих предков – второй маркиз. – Он кивнул на портрет.

– Это он?

– Да. Лорд Фрэнсис Халкин.

– Тот единственный, который не похоронен в фамильной часовне?

Он нахмурился:

– Откуда ты знаешь?

– Эдвард рассказал мне, когда мы были там.

Он помрачнел.

– Это был жестокий, ужасный во всех отношениях человек. – Он с опаской взглянул на книгу. – Он занимался колдовством. Черной магией. И еще множеством разных вещей. Он был в некотором роде последователем Жиля де Реца.

– Имя мне знакомо. Кто это?

– Один довольно неприятный француз, который любил заниматься сексом с маленькими мальчиками, перерезая им горло во время полового акта.

Оливер отошел, и его тень, скользнув по страницам книги, на мгновение создала иллюзию, будто кожа дышит. Фрэнни в смятении отвернулась, не в силах больше даже стоять у витрины. Пол под ее ногой скрипнул.

Оливер засунул руки в карманы. Солнечный свет казался каким-то неуместным в этой комнате. Она последовала за неторопливо шагающим Оливером.

– Говорят, что Жиль де Рец убил более девятисот мальчиков – самый страшный маньяк-убийца за всю историю человечества. Я не знаю, сколько убил второй маркиз. Равно как и не знаю, на чем он написал свою книгу. – Он остановился и повернулся к ней. – Я никогда не воспринимал болтовню об аристократии всерьез. Среди наших предков праведников нет.

– Полно обычных людей, которые тоже не слишком хороши, – заметила Фрэнни. – Множество обычных людей принимали участие в зверствах. Видел бы ты те орудия, которые я рассортировываю в музее. Штучки типа усыпанных драгоценными камнями индийских кастетов с приспособлениями для отрезания ушей. Как ты думаешь, отрезание ушей движет человечество вперед?

– Да, поскольку мешает носить плееры с наушниками.

Она прыснула со смеху, затем оглянулась на витрину:

– Почему ты хранишь эту книгу здесь? Почему не продашь ее в музей?

Он пожал плечами:

– Это часть наследия дома, нравится это мне или нет. Здесь полно других вещей, от которых я не в восторге. Хотелось бы спихнуть куда-нибудь хоть часть старых скучных портретов и купить несколько современных картин – поддержать молодых художников. Но люди хотят видеть на этих стенах историю рода. – Он снова двинулся вперед. – Книга привлекает посетителей; у нас бывают разные типы, интересующиеся оккультизмом и способные проехать сотни миль только для того, чтобы взглянуть на нее, – она упоминается во многих справочниках. Я получаю по два-три письма в год от новоявленных групп с призывом сжечь ее.

Покинув галерею, они направились в столовую. На круглом столе красного дерева стояли обеденные приборы.

– Вот здесь мои предки, должно быть, обедали в интимной обстановке.

– Интимный обед на шестнадцать персон? – сострила Фрэнни, сосчитав число мест.

– Стол можно раздвигать и сдвигать.

На каждой из четырех стен висело по картине. На одной, привлекшей внимание Фрэнни, был изображен мужчина, имевший сильное фамильное сходство со вторым маркизом. Его лицо было немного полнее, но в нем была та же надменность; глаза глядели как-то по-лисьи хитро.

– Это третий маркиз, – произнес Оливер. – Лорд Томас. Он выдал своего брата, второго маркиза, Кромвелю и унаследовал титул.

Фрэнни разглядела самодовольство на лице мужчины и уже не удивлялась тому, что сказал Оливер.

– Это произошло в гражданскую войну.[10]У семьи был дом в Лондоне, потом уничтоженный во время Великого пожара. Так вот, из дома тянулся подземный ход к Темзе, и, как гласит предание, второй маркиз позволял роялистам укрываться там в обмен на то, что они поставляли ему мальчиков.

– А что с ним стало?

Глаза Оливера блуждали по комнате.

– Ему сделали «горячий ошейник».

– Что это значит?

– То же самое, что случилось с Эдуардом II. Раскаленную докрасна кочергу засовывают в задний проход. Раньше это был очень удобный способ убийства: не остается никаких видимых следов.

Фрэнни поежилась. Она была рада, что не обнаружила в Оливере никакого сходства с портретом. Она снова взглянула на круглый стол, отгороженный малиновым канатом от посетителей, желающих поживиться столовым серебром.

– Вы пользуетесь этой комнатой?

– Очень редко. Когда-то мы время от времени устраивали здесь банкеты для американских туристов.

– А мы не могли бы сегодня поесть тут? – задорно спросила Фрэнни.

Оливер был удивлен: