На основании этого можно понять, что фраза «из ущербности проистекает целостность» – это отнюдь не пустые украшения речи.

И если кто-то обретает настоящую целостность, он способен притянуть к себе все явления этого мира, потому что они сами собой сходятся в нем.

Из ущербности проистекает целостность.

Из кривого проистекает прямое.

Из вместимости проистекает полнота.

Из ветхости проистекает новое.

Из уменьшения проистекает обретение.

Из умножения происходят сомнения.

На основании этого мудрый человек, удерживая единое, становится образцом для Поднебесной.

Он не выставляет себя напоказ, потому хранит ясность.

Он не утверждает себя сам, потому хранит четкость.

Он не гордится собой, потому у него есть заслуги.

Он не превозносит себя, потому долго длится.

Именно потому, что он не вступает в отношения соперничества, никто в Поднебесной не может вступить с ним в отношения соперничества.

Так разве древнее высказывание о том, что из ущербности проистекает целостность, может быть пустыми словами?

Если человек по-настоящему целостен, то все сходится в нем.

Конечно, все мы ощущаем, что целостность – это то, чего всегда катастрофически не хватает, и именно в ощущении этой нехватки и осознается ущербность, а целостность может быть лишь следствием этого ощущения ущербности. Такова нехитрая механика заколдованного круга, пронзительно свистящая в наших ушах ветром погони за собственным хвостом, которого, может, и нет вовсе. А все равно гоняемся, гоняемся, гоняемся. Ущербность эта и в гонке, и в отсутствии какого-либо вменяемого для гонки повода, и в этом ветре, и во всем остальном, что заставляет нас вечно проверять, на месте ли хвост, и тот ли это хвост, за которым нам действительно надо гнаться.

Мы четко осознаем, что следует что-то поменять в нашем способе обращения к миру, так как кривизна и обиняки уже достали, и от этого рождается ощущение ущербности. Потому что нужна прямота, потому что дышать так больше невозможно, потому что кривое уже не ведет нас никуда, а только по кругу, по кругу, по кругу, а хочется уйти куда-то оттуда, где ты находишься и где тебе точно быть не надо. Так вот кривое обязательно приводит к прямому, или, вернее, кривое выражает себя в прямизне, или даже, еще точнее, мы ощущаем прямое только потому, что перед этим было кривое, а в любом другом случае прямое не может распознаваться как прямое. И потому его просто не существует без кривого, а кривое и прямое – это лишь две стороны одного и того же. И они совершенно неразрывно связаны.

НАПОЛНИТЬ ЧТО-ТО можно только тогда, когда наполняемое обладает вместимостью. По сути само понятие полноты вытекает лишь из того, что есть вместимость, а когда нет вместимости, то нет и полноты, потому нужно понимать и помнить, что полнота и наполнение – это обратная сторона вместимости, хотя при этом вместимость или емкость, наоборот, подразумевают пустоту. Ведь когда говорится о чем-то, обязательно присутствует подразумеваемое. Чтобы правильно описать происходящее, всегда нужно знать о наличии второй стороны описываемого, и только осознавая, что описывается на самом деле не то, что указывается впрямую, а то, что стоит за этим, то есть кривизна, ты можешь дать правильное описание, а следовательно, получить правильное действие. Ибо любое описание необходимо только для того, чтобы произвести изменения в предмете описания. То есть не существует просто указание на целостность или ущербность, ибо тем самым речь все равно идет о действии.

Когда мы видим, что нечто стареет и ветшает, мы тем самым указываем на новое, или, наоборот, говоря о чем-то новом, мы приходим к называнию нового, перед этим обязательно обратив внимание на то, что появились признаки разрушения временем. Не может быть новизны самой по себе, и, если речь идет о жизни и рождении, значит, есть соприкосновение со смертью и умиранием. Одно приводит к другому, одно не может быть без другого. Но в названном всегда присутствует необозначенное, оно обозначается именно посредством своего неназывания, и, пользуясь языком, мы изначально научаемся этому, применяем это во множестве отдельных языковых обстановок. Именно на этом построены шутки, которые позволяют выявлять, не выявляя, называть, не называя, объяснять, не толкуя. На высшем уровне тебе совсем не нужно слов, чтобы и так стало все ясно, чтобы произошли необходимые действия.

И ЕСЛИ РЕЧЬ ИДЕТ об обретении или достижении, значит, чего-то было мало, чего-то не хватало. По-иному не бывает. Однако не следует забывать, что избыточность порождает сомнения. Когда в данный оборот, состоящий из двух частей, на первое место, где располагаются изначально такие понятия, как ущербность, кривизна, пустота, ветхость, скудность, ставится понятие, указывающее на избыточность, это приведет к смятению ума, породит сомнения.

Мудрость рассматривает вышеприведенные понятийные взаимодействия как основания для сохранения единства, удержания единства, и, что бы ни определялось, на что бы ни указывал перст судьбы в любом виде, мудрый обязательно видит вторую половину, создавая единство в сознании.

Потому ясность он обретает посредством того, что не проявляет себя, не тратит света на проявления себя вовне, в полях сознания внешнего мира. Для того чтобы показать себя другим в том или ином, как говорится, свете, мы тратим светимость. Если же ты направляешь всегда свет на то, чтобы в целостности видеть ущербность, в прямоте – кривизну, тогда твой свет сам высвечивает все, что необходимо для внешнего мира. И именно эти усилия приводят к просветлению, когда дух сияет внутри, озаряя все вокруг. И личность не присутствует в таком общении с миром, а тем не менее производятся все необходимые преобразования этого мира посредством внутреннего света духа.

Мудрый человек никогда не утверждает себя, не пытается в своих высказываниях заявить свою правоту, не добивается признания своей правоты и тратит усилия именно на то, чтобы удержаться от утверждения себя вовне. Потому во всех обстоятельствах он всегда понятен и четок, ибо узор его целостности всегда проявлен.

Мудрый человек не гордится ничем, потому что он не видит никаких своих заслуг ни в чем, ибо происходящее через состояние мудрости происходит без участия личности. А заслуги могут приписываться только личности или отдельному предмету сознания. Мудрость же и состоит в том, что она охватывает в пределах одного человека все поле сознания, и только такая личность через обретение полноты единства в проявлениях избавляется от изначально присущей человеческому сознанию ущербности, становясь целостной. Мудрости не просто нечем гордиться, но и само понятие заслуг растворяется в состоянии мудрости в его поле, так же как море не может обладать качеством воды, хорошей или плохой, или волны его не могут быть лучше или хуже.

ЭТО ВСЕ ОЦЕНКИ ИЗВНЕ, которые в обычном сознании присутствуют всегда. Обычное сознание всегда заранее оценивает себя в своих возможных проявлениях. Потому обычная личность стремится к обретению заслуг, а не целостности. Мудрец же всегда сохраняет только единство, поддерживая полноту и целостность всего бытия мира через себя.