– Али!.. – Андре шагнул к ней, но тут же остановился. – Али, время вышло.

– Неужели твое сердце навсегда останется таким холодным? – спросила она с дрожью в голосе. – О, Хандрей, надеюсь, что нет. Аллах не захочет, чтобы ты оставался таким.

– Все, достаточно! – отрезал он. Но ей удалось заметить промелькнувшее у него на лице выражение боли.

– Ты прав, – внезапно согласилась Али. – Да, верно, достаточно! Нам больше не о чем говорить. – Она подхватила свой небольшой саквояж, в котором лежали все ее ценности – отцовская Библия, карта, которую Андре когда-то нарисовал для нее, нитка голубых бус, которые он купил ей на базаре, и маленькая черепаха, которую Умар вырезал из дерева – то был его прощальный подарок. – Что ж, я готова. – Али вышла из комнаты с высоко поднятой головой.

Джозеф-Жан ждал их на заполненном людьми причале, и его длинные белокурые волосы развевались на ветру. «Как он печален», – подумала Али, и сердце ее болезненно заныло.

– Милая… – Он взял ее за руку, и глаза его были полны сочувствия. – Али, я буду безумно скучать по тебе.

– Жожан, я тоже… – У нее перехватило горло.

– Не бойся ничего. Все будет отлично, поверь мне, – сказал он, глядя ей в глаза.

Али приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Спасибо тебе за доброту, Жожан. И позаботься о Хандрее вместо меня.

– Да, конечно. Ты же знаешь, что так и будет.

– Увижу ли я тебя когда-нибудь? Увидимся ли мы с Хандреем? – Али тихонько всхлипнула.

– Даже не знаю, милая, – ответил Жожан. – А если честно, сомневаюсь. Наверное, будет лучше, если ты устроишь свою жизнь по-новому и забудешь о нас. – Он стиснул ее руку. – Но знай, мы всегда будем помнить тебя. Спасибо тебе за все, что ты делала для нас все эти месяцы.

Али кивнула. По щекам ее заструились слезы. Утирая их, она повернулась к Андре и протянула ему руку.

– Прощайте, – прошептала она. Дальнейшие разговоры были ни к чему; все уже было сказано.

– Благополучного плавания, – сказал Андре. Он взял ее за руку и задержал ее ладонь в своей. – Прощай, Али. – Отпустив руку девушки, он стал смотреть куда-то в сторону.

Сердце Али заныло, заныло так сильно, что, казалось, еще немного – и оно разорвется. Сделав глубокий вдох, она отвернулась и зашагала вверх по трапу, в конце которого стояла, дожидаясь ее, толстая миссис Херрингер. Отвратительно закудахтав, эта дама принялась похлопывать ее по плечу своей пухлой лапищей.

Через минуту-другую оглушительно проревел гудок, и пакетбот запыхтел, отвалив от причала.

Али видела, как все шире становится полоса воды между ней и причалом, на котором все еще стоял ее любимый хозяин. И Жожан – рядом с ним. В приступе паники она вырвалась из цепких рук кошмарной миссис Херрингер и подскочила к перилам.

– Ты избавился от меня! – закричала она – Но я всегда буду принадлежать тебе, Хандрей Бейнзбери. Так предопределил Аллах! – Его искаженное болью лицо на фоне белых зданий древней Смирны – именно таким было ее последнее воспоминание об Андре.

Едва лишь земля скрылась из виду, навязчивое внимание миссис Херринг сменилось хмурой свирепостью.

– Отправляйся вниз, в свою каюту! И не высовывай оттуда носа, маленькая грязная дикарка. – Толстуха отошла от Али подальше и добавила: – Тебе не место среди приличных людей.

Али взглянула на даму с удивлением.

– Простите, но я не понимаю…

– Быстрее убирайся отсюда, – перебила миссис Херрингер. – Я добрая христианка, и негоже мне находиться рядом с мерзкой басурманкой. Ни в коем случае! О, каков наглец! Так одеть тебя – это верх безвкусия – вот что это такое!

В этот момент Али окончательно поняла: ее путешествие в Англию превратится в сущий ад.

Увы, так и произошло. Миссис Херрингер обзывала ее… какими-то немыслимыми словами и запретила выходить из каюты – даже к столу, так что ей пришлось есть только у себя в каюте.

К счастью, вскоре началась качка, и миссис Херрингер, как и многие другие пассажиры, слегла с морской болезнью. И тогда Али, воспользовавшись случаем, наконец-то вышла на палубу.

Ей не потребовалось много времени, чтобы найти нового друга – им оказался палубный матрос Калеб, турок по происхождению, который не считал ее «маленькой грязной дикаркой» и очень сочувствовал ей.

Три бесконечные недели наконец миновали, и пакетбот вошел в порт Саутгемптона. Али вышла на залитую водой палубу, и в лицо ей тотчас ударил соленый колючий ветер, еще раз утвердивший ее во мнении, что Англия – ужасная страна. Густой желтоватый туман окутывал город, так что почти ничего не было видно. Воздух же был сырой и холодный, а над трубами домов поднимался завитками в низкое серое небо такой же серый дым.

– Ну, что думаешь о своей новой стране, маленькая Али? – За спиной девушки возник Калеб.

– Очень тут мрачно, – заметила Али.

– Да, пожалуй, – ответил Калеб, скрестив руки на груди. – Ни сияющего голубого неба, ни яркого солнца. Даже верблюдов нигде не видно. – Он усмехнулся, и из-под его черных усов сверкнула ослепительно-белая полоска зубов.

– Ох, Калеб, мне не до шуток, – со вздохом сказала Али. – Мне придется жить здесь, а вот ты вернешься домой.

– Да, верно. – Матрос взглянул на девушку с сочувствием. – И если честно… Не завидую я той судьбе, которую тебе определил Аллах.

– Мне кажется, Аллах сердится на меня за то, что я родилась неверной, – призналась Али. – Это такое Его наказание – навсегда разлучить меня с любимым хозяином и со страной моего сердца.

– Да, это настоящее несчастье, – с грустью кивнул Калеб.

Тут на палубе появилась толстая компаньонка Али – появилась со все еще бледным до зелени лицом. Но у толстухи все же нашлись силы, чтобы закричать и помахать девушке рукой.

– О, опять эта кошмарная Херрингер… – пробормотала Али. – Я должна идти, Калеб. – Она протянула матросу руку. – Спасибо, что ты был мне добрым другом. Да пребудет с тобой Аллах, – добавила она, произнося традиционные слова прощания.

– Иди с миром, – ответил турок так же по обычаю. – И удачи тебе.

– Если на то будет воля Аллаха. – Али поплотнее запахнула на себе накидку и пошла вниз по трапу вслед за миссис Херрингер.

Даже шум на улицах был отвратительным – постоянный и монотонный гул вместо веселой какофонии людского многоголосия, к которому Али уже привыкла на базаре. И она постоянно поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, со вздрогами реагируя на незнакомые звуки и картины.

Мимо с грохотом проехал экипаж. А на лошадиных мордах, примерно на уровне глаз, были нацеплены какие-то странные штуки. Али еще не доводилось видеть такую удивительную упряжь.