Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А есть в этом мире место, которое ты называешь домом? — поинтересовался Серый Страж.
В темноте он с трудом разглядел, что здоровяк улыбнулся.
— Я нигде не задерживаюсь достаточно долго, чтобы обзавестись им. Уж кто-кто, а ты должен меня понять, Сидер. Учитывая то, чем ты занимаешься, не думаю, что у тебя есть дом, верно?
Серый Страж отрицательно помотал головой, пытаясь понять, что думает Инч о его занятиях.
— Я лишился его, еще когда был мальчишкой. У моих родителей была небольшая ферма в горах. Я ушел из дому, когда мне исполнилось шестнадцать.
Он сменил позу, поудобнее устраиваясь на одеяле.
— Мы с тобой так и не выяснили, кто чем занимается. Ты, похоже, полагаешь, что мы делаем одну и ту же работу. Но я в этом не уверен.
— Вот как?
— Я попробую объяснить. Ты — тот, кого называют наемником. Ты работаешь за плату — иногда высокую, иногда не очень. И ты обладаешь навыками, которые востребованы многими, то есть на них есть постоянный спрос. Я правильно излагаю?
Инч негромко рассмеялся.
— Отчасти. Да, я обладаю определенными навыками, и они действительно востребованы многими, поскольку больше ими не обладает никто, а следовательно, то, что делаю я, никто не сможет сделать. Порой случается так, что я ни на кого не работаю, а как бы сам себя нанимаю. Иногда со мной рассчитываются деньгами, иногда товарами, а иногда я делаю то, что делаю, просто потому что мне это нравится. Это — жестокий и грубый мир, Сидер, и я делаю все возможное, чтобы последнее слово оставалось за мной. Чтобы никто не решал за меня и вместо меня.
Сидер Амент согласно кивнул.
— Ты не хочешь, проснувшись однажды утром, осознать, что твой выбор оказался неправильным.
— Что-то в этом роде. — Деладион Инч сделал большой глоток эля. Напиток был горьковатым, но, по мнению Серого Стража, к нему можно было привыкнуть. — Мне нравится находить людей, у которых есть проблемы, и решать их. Мне нравится самому определять, кто хороший парень, а кто — плохой. Если мне платят за это — отлично. Если нет — тоже неплохо. Мы все волею судьбы оказались в этом мире, и никто из нас не виноват в том, что он такой, какой есть. Нам многое в нем не нравится, но сдается мне, что, если ты хочешь жить здесь и нести свою долю ответственности, тебе придется приложить немало усилий, да еще и постараться не свихнуться. Теперь здесь, конечно, все еще опасно, но, по крайней мере, эта жизнь мне понятна.
Он вновь приложился к кружке.
— А ты разве не этим занимаешься? Судя по твоим словам, это не совсем так. Может, ты относишься к таким вещам иначе?
Сидер Амент покачал головой.
— Просто у меня другое призвание, Инч. Это тянется из глубины веков и определяет мой путь. Откровенно говоря, это нечто вроде завета посоха. Хочешь узнать о нем побольше? Что ж, кое-что я могу тебе рассказать. Этот посох не передается по наследству — право носить его нужно заслужить. Он вручается тебе вместе с набором правил по его использованию. Главная обязанность носящего посох заключается в том, чтобы защищать тех, для кого он был создан еще в те времена, когда никто и представить себе не мог, что на нас обрушатся Великие Войны. Посох передал мне мой предшественник; он выбрал меня и завещал мне продолжать дело тех мужчин и женщин, которые носили его на протяжении веков.
— Что это за занятие? Разве оно не похоже на мое?
Серый Страж пожал плечами.
— Я по-прежнему далеко не все знаю о том, чем ты занимаешься, так что мне трудно судить об этом. Но меня нельзя нанять, и не я выбираю свой путь. Я охраняю покой людей, которые убежали от Великих Войн и с тех пор не бывали в большом мире. Но теперь им придется задуматься об этом, хотят они того или нет, потому что большой мир вот-вот вторгнется в их жизнь. Я оберегаю и патрулирую границы их убежища с тех пор, как мне это поручили делать, но теперь мне известно, что существующий там порядок вещей рушится. Они всегда знали, что когда-нибудь это случится, что им придется вернуться в твой мир, их старый мир. Но знать и принять — разные вещи. Они никак не могут поверить, что это действительно происходит, не поверят и мне, когда я попробую убедить их в этом.
— Значит, ты работаешь бесплатно и не пользуешься уважением тех, кого защищаешь. — Инч выразительно выгнул бровь. — Пожалуй, лучше я и дальше буду заниматься своим делом. По крайней мере, оно имеет смысл.
Серый Страж улыбнулся.
— Я тебе кое в чем признаюсь: видишь ли, я не знаю, имеет ли смысл то, что делаю я. Люди — странные создания, и далеко не всегда они понимают, как именно обстоят дела.
— Та же самая история и здесь, дружище. — Инч широким взмахом руки обвел окрестности. — Такова наша история, если подумать. Только посмотри, как мы стали теми, кем стали. Великие Войны выкосили всех подчистую, а те, кто уцелел, превратились в бездомных бродяг. Потом у них появились новые семьи. Им пришлось держаться вместе, чтобы выжить, а это было нелегко. Во всяком случае, так гласят легенды, что дошли до нас. Тогда дела были плохи. Очень плохи. — Он вдруг подался вперед. — Вот что мне запомнилось из тех историй, что я слышал. В самом конце Великих Войн на этот мир обрушились катаклизмы, в результате которых земля была изуродована и отравлена на целых двести лет. Почти никто не выжил. Те, кому повезло уцелеть, ушли на север или на юг, или затаились в своих убежищах, пережидая плохие времена, или зарылись под землю, или ушли высоко в горы. Кое-кто так и не тронулся с места, но им повезло. А часть людей превратилась в уродов, мутантов, а то и похуже этого. Впрочем, уцелели немногие. Большинство из тех, кто выжил, погибли в первые пять лет.
Он, глядя невидящим взором в темноту, передернул плечами, как будто его бил озноб.
— Это было давно, Сидер, и теперь никто не знает, как все было тогда на самом деле. А мы живем здесь и сейчас, но и настоящее отнюдь не радует. Ты хотел знать, как обстоят дела? Хорошо, я расскажу тебе.
Он помолчал, словно собираясь с мыслями или раздумывая, с чего начать.
— Да уж, с чего ни начни, все плохо. Около ста лет после окончания Великих Войн люди жили, как звери. Некоторые живут так и сейчас, но тогда так жили почти все. Они подбирали объедки и дрались из-за них. Они убивали себе подобных, если чувствовали, что те угрожают им. Они даже пожирали друг друга, как мне рассказывали. Найти пищу было нелегко, и голод стал их повседневным спутником. Люди, превратившиеся в нелюдей, и люди, оставшиеся людьми, — все они оказались в схожем положении. Цивилизация прекратила свое существование. То же самое произошло и с порядком, нравственными принципами, понятием добра и зла. Наверное, были и те, для кого все это оставалось значимым, кто пытался жить по совести, но большинство прогнулись под окружающий мир и стали теми, кем должны были стать, чтобы выжить.
— Я предполагал, что нечто подобное может произойти, — заметил Сидер.
— Это происходило на протяжении двух веков, а потом жизнь как-то сама собой начала налаживаться. Люди, пережившие чуму, отравления ядами и огненные штормы, стали создавать общины, укреплять и защищать их. Они носили с собой оружие постоянно, куда бы ни направлялись, но, по крайней мере, люди больше не боялись отдаляться от того, что считали своим домом. Оружие по большей части было устаревшим. Сохранилось несколько «Флечеттов», огнеметов и кое-что от времен, предшествующих Великим Войнам, но большая часть оружия проржавела и стала бесполезной. Сначала люди забыли, как чинить оружие, потом — как пользоваться им, и в конце концов вообще забыли о нем. Эпоха того оружия закончилась. Люди начали изготавливать оружие по старинке — они ковали клинки для мечей, наконечники для копий и дротиков, гнули луки из ясеня, привязывали осколки костей к дубовым прутьям, делая из них стрелы. А потом научились мастерски пользоваться ими. Они создали охранные отряды и стали защищать своих женщин и детей. С переменным успехом они противостояли хищникам и мародерам, которых по-прежнему хватало. Разница между последними и поселенцами заключалась лишь в том, что в общинах воссоздали некое подобие порядка.