– Это его долг, – улыбнулся Карререс.

– Я смотрю – ты человек образованный, богобоязненный, – ехидно хмыкнул Брид. – Сам-то что думаешь?

Брид передал ром. Карререс повертел бутылку, ловя отражение свечи на не закрытое оплеткой горлышко.

– Бимини – как этот огонек, – негромко сказал Карререс. Он медленно качнул бутылкой, и Брид, не моргая, уставился на пламя, дрожащее в темном стекле. – Всего лишь отражение настоящего огня. Но он реален. Ты видишь его. Видишь, как колеблется пламя. Как бегут блики по поверхности рома. Слышишь треск пламени. Шуршание в столбе, когда его грызут термиты. Треск цикад. Чувствуешь гладкость стекла, шершавость оплетки, обжигающее тепло рома, когда он льется тебе в глотку… – Карререс продолжать говорить, тихо, почти задумчиво, будто бы сам с собой, и лицо Брида постепенно обмякало, а взгляд расфокусировался. – Ты хочешь рассказать мне… – сказал Карререс, и в этот момент отражение пламени дрогнуло, заколебалось и снова стало ровным.

Доктор вскинулся, оборачиваясь к двери, но лишь увидел, как слабо колышется полосатая занавесь в проеме. На другом конце двора раздался старческий кашель и сиплый голос бокора, раздающего какие-то указания родне: Ван Вогт старательно делал вид, что занят домашними делами, – это посреди ночи-то! «Старый жулик», – в сердцах буркнул Карререс и сунул бутылку в руки Брида. Капитан кивнул с выражением почти детской радости на лице.

– Когда мне исполнилось тринадцать, – с готовностью заговорил он, – папаша продал меня юнгой на одно торговое судно. Мол – дослужишься до матроса, станешь человеком. Ничего, боцман был незлой, а капитан такую мелюзгу, как я, и вовсе не замечал. К тому моменту, когда это случилось, я прослужил уже год и, в общем-то, был доволен. Однажды мы попали в штиль. Судно болталось, как плевок в прокисшей похлебке, делать было нечего, нас двое суток заставляли драить медь, чтобы хоть чем-нибудь занять. А потом появился туман. Я как раз возился на бушприте, начищал носовой фонарь – весь в завитушках, а сажи, как на казане в большом трактире. Густой серый туман. Сначала я подумал, что оглох. Потом услышал, как мычит в трюме корова – и мне показалось, что до нее тысяча миль. Оглянулся – а палубы-то и не видать, да и воды тоже. Ничего там не было, слышишь, док? Он был скользкий. Он пах болотом. Неправильный туман, понимаешь, док? Не должно быть в этом мире такого тумана, не место ему здесь. Он был полон… – Брид скривился и помахал рукой, силясь подобрать слова.

– Чудовищ? – подсказал Карререс. Брид посмотрел на доктора со снисходительным сочувствием и мрачно усмехнулся.

– Чудовища – это детские игрушки, – ответил он. – Говорят, когда один галеон повстречался с гигантским спрутом, его команда не выдержала и свихнулась от страха. Все попрыгали за борт… Ерунда все это, док. Все ерунда по сравнению с тем туманом… – Брид замолчал и приложился к бутылке.

– Он растворял, – наконец выдавил капитан.

– Растворял? – переспросил Карререс. Брид кивнул, стиснув зубы, как будто даже воспоминания причиняли ему муку.

– Я боли не боюсь, – проговорил он. – И ада не боюсь – что там, с детства знал, что мне туда дорога, в раю место только для чистеньких. Подумаешь, сковорода – что я, сковород не видал? Тут другое, док… Я тогда знаешь что подумал? Доведись мне увидеть то, что за ним стоит… Чудеса, док. То, чего здесь нет и быть не должно. Увидь я даже те чудеса, про которые пишут в Евангелии, – про Лазаря там, или с хлебами и рыбами – я бы кричал, кричал, пока бы глаза не лопнули и кровь горлом не пошла. Потому что неправильно это. Нельзя так… – Брид запустил пальцы в рыжие патлы. – Нельзя мне никак умирать, как увижу, что там дальше, так душа на куски разобьется, понимаешь?

Карререс кивнул.

– Э, док, – махнул капитан рукой, – никто… – Брид вдруг сбился и медленно повернулся к Каррересу. Внимательно всмотрелся в лицо доктора. – Понимаешь, – изумленно проговорил он. – Откуда?

– Считай, что я тоже однажды попал в туман, – пожал плечами Карререс.

– Э нет, здесь что-то другое, – настороженно прищурился Брид. – Ты, доктор, лучше не мути…

– Потом, потом, – отмахнулся Карререс. – И ты решил…

– Я б не додумался, – вздохнул Брид. – Мало ли какие на островах сказки ходят. Вон, этот твой… Бокор.

– Что не так с бокором?

– Говорят, они лепят восковую куклу и втыкают в нее булавки – а у тебя начинает гнить нутро, изо рта смердит, как от тухлой рыбы, а потом потроха через задницу вываливаются. Ты веришь?

Карререс неопределенно хмыкнул.

– Я б не додумался, – повторил Брид. – Это девка, девка с лютней, что пела по кабакам в Картахене. Говорили, она наводит на золото. Считали, что чем щедрее ей заплатишь, тем добрей будет к тебе удача, – помнишь? – Карререс кивнул. – Главное – слушать повнимательней… Она сама ко мне подошла. Она улыбалась – но нехорошо так улыбалась, недобро. А, пожалуй, она меня и не видела вовсе – знаешь, говорили, она даже говорить-то не умела, ничего кругом не видела… Она для меня спела. Что-то про птичку колибри, которая ведет старого конквистадора прочь от беды… Птичка! Девичий сиропчик! – сплюнул Брид. – Припев там был, сейчас вспомню… «Дон Леон, смотри за птицей, будешь дольше жить», – немелодично проблеял Брид и закашлялся. – Я заплатил ей, сколько мог, хотя и жалко было отдавать монету за всякую ерунду, но если люди не врут, с этой девкой лучше было не связываться… Ну вот, заплатил, еще выпил. И все думал – если она всем такую чепуху поет, то понятно, почему моряки бедны, как крысы: может, она и наводит на золото, да только поди сообрази, где его искать. А утром протрезвел, и вдруг как реей по голове стукнуло: не про золото она мне пела, ох, не про золото… И что это за дон Леон такой, понял…

– Она хотела, чтобы ты искал Бимини?

– Будь она проклята, ведьма… Я ей поверил. Столько лет я дурел от ужаса, каждый день думал о том, чтоб покончить со всем разом, но продолжал искать… Я, болван, думал, что ищу спасение, а нашел то, от чего так хотел сбежать. Не понимаю, зачем она это сделала, – пробормотал Брид, и Карререс едва сдержал улыбку: капитан вдруг стал похож на обманутого ребенка. – Я никогда не обижал ее, – да и кто бы рискнул, все знают, что случалось с теми, кто ей хоть одно грубое слово сказал… А она мне… За что?!

– Может, ты неправильно понял песню?

– Шутишь? Такие песни или понимают правильно, или не понимают вовсе, это всем известно… Моя б воля – я эту девку… Она не на золото наводит, она на смерть наводит, хуже, чем на смерть…

– Бимини, – напомнил Карререс. – Ты же нашел Бимини. Ты бессмертен. Бояться нечего.

– Нечего, – тоскливо подтвердил Брид. Он отхлебнул из бутылки и хрипло расхохотался. – Лучше б я сдох тогда в тумане, – сказал он.

Капитан замолчал. Его помятое лицо окаменело, глаза стали тусклыми – будто где-то внутри захлопнулась обитая железом дверь.

– Зачем тебе Барон? – попытался зайти с другой стороны Карререс.

– А ты как думаешь? – злобно вскинулся Брид – Побеседовать хочу! Вот как с тобой!