Семенов обаятельно совмещал нежную детскость восприятия мира и тонкое чутье аналитика, а порой и провидца.

Предвосхищая появление нынешних, облаченных в сановные одежды ничтожеств, Семенов писал: «Когда личность выдвигается к лидерству, как выявление вполне закономерной тенденции, тогда история развивается так, как ей и надлежит развиваться; в том же случае, когда у руля правления оказывается человек, который поднялся вверх в результате сцепления случайностей, тогда развитие мстит человечеству, словно бы наказывая его за пассивность, трусость и приспособленчество».

Еще он писал: «…Нормальные дети мечтают стать пилотами или музыкантами, хирургами или шоферами, маршалами или актерами, но никто из них не мечтает стать лавочником. Дети хотят иметь гоночный автомобиль, а не таксомоторный парк. Лавочник — раб достигнутого. Для него нет идеалов, кроме как удержать, сохранить, оставить все как есть».

Мог ли он тогда подумать, что нынешние дети будут мечтать о собственной лавочке как об абсолютном счастье?

Первые книги о Исаеве-Штирлице («Пароль не нужен», «Майор „Вихрь", „Семнадцать мгновений…", „Бомба для председателя") были написаны Семеновым еще в шестидесятые и сразу охватили фактически всю жизнь героя. Потом он только добавлял новые моменты в мозаику.

Лучший роман Семенова — это, конечно, «Альтернатива». Книжка написана абсолютным мастером в 1978 году.

Сочинения Семенова оставляют ощущение какой-то жюльверновской чистоты; мне нравится жить в таком мире, мне в нем уютно, он вовсе не надуманный, не пошлый, не, с позволения сказать, кастрированный. напротив — мир этот апеллирует почти к античным высотам духа, к мужчинам, способным на Подвиг, и женщинам, способным на Верность. Чего стоит только история любви Штирлица — он, еще юношей, в «Бриллиантах.» познакомился с прекрасной девушкой, провел с ней одну ночь, она забеременела — и больше они никогда друг друга не видели, но любили друг друга неизбывно.

И да, Семенов долгое время был очарован советской историей и великолепно ее мифологизировал — благо она имела для того веские основания. Еврейская кровь Юлиана Семеновича Ляндреса (Ляндрес — настоящая фамилия Семенова) ни в какие противоречия с писательской задачей долгое время не вступала.

Хотя, так сказать-с, порода чувствовалась с самого начала. Конечно же, любимый поэт у Штирлица — Борис Пастернак. Штирлиц его книжку, заезжая в Париж в тридцатых, купил, прочел и запомнил наизусть. Не хранить же ее в Берлине под подушкой. Еще Штирлиц то и дело вспоминает Гейне.

Это, впрочем, еще мелочи.

Писателя не убили ни во Вьетнаме, ни в Лаосе, он не умер с перепою и, к несчастью, дожил до «новых времен». К этому времени вся одиссея Штирлица были написана — кроме одной части, одного периода — возвращения Штирлица домой после завершения Великой Отечественной.

И в 1990 году Семенов выдал роман «Отчаянье»: злобную, бестолковую и бессюжетную пародию на свои собственные книги.

Конечно, Штирлица по возвращении в Советский Союз сажают. КГБ уничтожает его сына и его жену. Едва не убивают — по велению Сталина! — самого Штирлица. Семенов, возможно, и Штирлица грохнул бы — но уже, повторимся, был издан роман о деятельности разведчика в 1967 году, несостыковочка вышла бы.

«Еврей, конечно?» — спрашивает в «Отчаянье» Сталин о Штирлице.

«Русский», — отвечают ему.

«Штирлиц — не русское имя… Пройдет на процессе как еврей, вздернем на Лобном месте рядом с изуверами…» — говорит Сталин. Я очень смеялся, когда читал.

«Врачей-убийц будем вешать на Лобном месте. Прилюдно, — еще раз повторяет в романе опереточный Сталин. — Погромы, которые начнутся за этим, не пресекать. Подготовить обращение еврейства к правительству: „просим спасти нашу нацию и выселить нас в отдаленные районы страны"…Все враги народа — жидовня… я им всегда поперек глотки стоял.»

Очень трогательно, когда радикальные антисемиты, с одной стороны, и люди, одержимые своим еврейством, с другой, сходятся в крайностях. Вот этот семеновский Сталин — безусловно, милая сердцу мечта любого пламенного «жидоеда», с удовольствием вложившего бы в уста вождя точно такие же речи.

Московские чекисты в «Отчаянье» — все параноики; Берия — параноик, Деканозов — ничтожество. Но есть один положительный герой, чуть ли не «единственный, кто по-настоящему работал» (цитата из романа)… Это, конечно же, офицер КГБ Виктор Исаевич Рат.

Ненависть к «жидовне» не единственный признак паранойи Сталина. В одном месте он призывает расстрелять в лагерях «наиболее злостных врагов народа…

Десять процентов многовато, а пять достаточно. Как, товарищ Молотов? Согласны?» И Молотов отвечает, заикаясь: «Д-да, т-товарищ Сталин, с-согласен…»

Черный анекдот, а не книжка.

Понятно, что у Семенова была личная обида: его отца, Семена Ляндреса, работавшего в «Известиях» вместе с Николаем Бухариным, а впоследствии занимавшего должность уполномоченного Госкомитета обороны, в тридцатые посадили. Но потом ведь отца выпустили, реабилитировали.

По сути, Семенов, развенчивая старые мифологии, начал работать на формирующийся слой лавочников. Тех самых, о которых совсем недавно писал с ненавистью, — более всего озабоченных тем, чтобы мир был рационален, благообразен и навсегда избавлен от героев и чудовищ.

Лавочники и погубили его. В «Книге мертвых» Лимонов выдвигает убедительную версию о том, что миллиардера Семенова угробило жадное окружение; покойный Боровик там фигурирует.

В 1991 году Семенова разбил инсульт, три инсульта подряд. Это очень символично, что он умер вместе со своей красной империей, от которой пытался отказаться, но не вышло — она, утопая, затянула его в свою огромную черную воронку.

Семенову наделали каких-то операций и, обездвиженного и невменяемого, упрятали с глаз долой. Он иногда приходил в сознание. Даже пытался начать работать… Боже ты мой, какой это ужас — тридцать лет куролесить по миру, рисковать шкурой, написать сорок романов, продать миллионы экземпляров своих книг, познать столько всего… и потом… вот так вот…

Осенью 1993-го Семенов смотрел по телевизору расстрел Белого дома. Похоже, он понимал, что происходит, в глазах был полный, мучительный ужас, он рыдал. И вскоре умер, в ту же осень.

Зададимся простым, привычным вопросом: что он оставил?

Ну да, несколько хороших книг, которые сегодня хотят использовать новые лавочники, рядящиеся в чекистов. Говорят, например, что эпос о Штирлице снова будут экранизировать. Ужас: эта публика может окончательно убить Семенова, они это умеют. Все, к чему они прикасаются своими руками, превращается в пакость.

Зато словами Семенова можно к этим же лавочникам обращаться.

«Надейся на лавочника, — просил он в одной своей книжке правителя Германии. — Я очень прошу тебя… Думай, фюрер, что благополучие нескольких тысяч в многомиллионном море неблагополучия — та реальная сила, которая будет служить тебе опорой».