А теперь ладно, раз они со Светкой заранее обо всём договорились, я могу ни за кого не переживать, а смело «динамить» милого дяденьку и получать психологическое удовлетворение по полной программе. Кажется, это мне попался «слабый тип», хоть на вид и ничего, крепкий.

– Ты необыкновенная девушка, ты мне сразу понравилась, – лепечет тип, оттесняя меня к дивану. Конечно, я понимаю, что сидя ему говорить гораздо удобнее.

Итак, он произносит речь, и речь примитивную – значит, болтун и не самый решительный. На миг мне даже становится скучно. Я понимаю, что борьба будет недолгой, а потому победа не такой славной.

– Я девушка странная, – выламываясь в сторону, томно говорю я. – Суровая.

– Да, да! – согласно ахает ухажёр и косится на мои военные штаны.

– Да, со мной сложно. Мы, милитари-гёрл, все такие. Поэтому мне нужен особенный мужчина.

Нормальный мужчина (нормальный по моим меркам) сейчас бы уже смеялся. Или поддержал игру. Этот же не смеётся, только смотрит на меня страстно и спрашивает:

– Какой?

Дальше мы говорим о мужских положительных качествах, и по тому, как я себя веду и что отвечаю, он догадывается, что все они у него есть. Но я, такая подходящая – любящая свободу в отношениях, ум, а не красоту в мужчинах, смотрю на часы, говорю, что уже десять, и собираюсь уходить. Кавалер меня не отпускает, упрашивает остаться. Говорю, что нет, пора, завтра с раннего утра у меня конный пробег – марш-бросок на 35 километров со стрельбой по движущейся мишени, поэтому мне надо быть в форме. Грустно улыбаюсь, как будто уходить очень не хочу. Беру свою курточку, солдатский ранец, который я сразу, как пришла, постаралась установить на обувной тумбочке как можно более устойчиво, тяну руку за тяжёлыми ботинками с высокой шнуровкой.

Дяденька чумеет. Он бросается ко мне, хватает за руки, умоляет. Что умоляет-то? Остаться у него.

– Почему? – спрашиваю. – Вспыхнула внезапная любовь?

Дядя слегка шокирован. Мямлит, мнётся. А что? Раз дяде было заявлено, что перед ним «особенная», то вот и пожалуйста – общайтесь! Если сумеете – по-особенному.

Я улыбаюсь, я же такая добрая.

– Но… – хватается он за меня. – Ты же говорила, что ты свободная… Что любишь свободу в отношениях.

Ой, дурачина! Назрел кардинальный вопрос.

– Конечно, люблю.

– Ну так…

– А у вас есть жена? – разбивая его будущую фразу, спрашиваю я.

– Да, – отвечает он, полагая, что на такую его моментальную честность я поведусь.

– И где она?

– Далеко. Там, дома, на Урале.

Я грущу, вздыхаю, просто чуть не плачу. Обуваю ботинок, протягиваю кавалеру ногу: «Завяжите». Завязывает шнурки, снова хватается обниматься. Быстро выставляю ногу вперёд и тяжёлым ботинком упираюсь ему в грудь.

– У, – закусывает он губу. – Только поэтому ты меня не хочешь?

Ай, люли…

– Нет, – низким голосом говорю я. – Не поэтому. Я же милитари-гёрл.

– Да! Да!

– И я люблю мучить мужчин.

Кавалер даже подпрыгнул.

– О, мучай меня, мучай! – возопил он, пытаясь приникнуть ко мне всем телом, но вжался только в рифлёную подошву моего ботинка.

«Вот дурак, – думаю я. – Нет уж, пусть жена тебя мучает».

Хитро улыбаюсь:

– Не хочу.

– Давай, давай!

– Не-а.

Вырываюсь из его рук, хватаю ранец, моментально оказываюсь у входной двери. Да, проиграл ты, батенька. Броситься на меня ты не сможешь – темперамент не тот. Давай, выметаемся из квартиры.

В лифте герой-любовник требует поцелуй. На прощанье. На первом этаже зависает у двери и не даёт мне выйти. Отчаялся… Ускользает из его рук так удачно приглашённая девушка, ну что вот ты будешь делать? А самолюбивый, видать, дядька, не нравится ему проигрывать. Сейчас будет «силой вырывать поцелуй». Хотя бы о малюсенькой победке, но вспомнится ему этой ночью. Фигушки. Не получится и этого.

Проникновенно улыбаюсь, словно скорблю о неизбежности нашей разлуки, страстно вздыхаю и первая приникаю к его губам. Конечно, подло слюнявлюсь при этом. Но коллега гнусной Светки всё равно радуется. Лезет языком мне в рот, б-р-р, ну что может быть хуже! Вот уж понятно, где он работает, – даже язык у него какой-то канцелярский.

Выпустив огромное количество слюней и размазав их по лицу ухажёра (ну вот такие мы странные, милитари-гёрл), вырываюсь и решительно иду на улицу. Весь в тоске, Светкин коллега вприпрыжку бежит за мной, просит бывать у них на работе. Я обещаю. Чего бы не пообещать? Бросаю на него печальный взгляд. Кинутый дяденька, молодящийся и ищущий приключений, остаётся с носом и с остальными своими проблемами.

Я скрываюсь за стеклянными дверями метро, несмотря на то что кавалер пытался схватить меня за руки, но не очень-то решился – я милитари всё-таки.

В тёплом метро хочется плакать. Но я еду, я приближаюсь, я делаю переходы на нужных станциях. Вот, всё, этот последний – устраиваюсь на сиденье полупустого вагона. И теперь только прямо.

Что я думаю? И конкретно о мужчинах? Да ну их. Плохо я думаю и от этого нагло улыбаюсь. Я люблю героев, и ничего, видно, с этим поделать нельзя.

…Нет, определённо сегодня мужчины мстят за обиженных мною собратьев. Словно нарочно, они показывают такие картинки, от которых моё мнение о мужчинах падает до самого смешного уровня.

Напротив меня, на пустом сиденье, которое в более многолюдное время занимают обычно три человека, развалился и спит бутуз в расстёгнутой куртке. Шапку свою он не выпускает из рук и сжимает так, что если бы это была кошка, а не шапка, то орала бы она сейчас дурным голосом на весь вагон. Одет бутуз так, как обычно наряжаются коммерсанты среднего достатка. Значит, или на дело ходил, или это дело обмывал, да перебрал. И всё бы ничего, только спящий коммерсант совсем себя не контролирует, самозабвенно похрапывает, шлёпает губами и время от времени громко пукает. Вижу, как из дальнего конца вагона на него смотрят и смеются девчонки-школьницы.

А бутузик продолжает спать и не понимает, какое влияние на формирование образа идеального мужчины он оказывает сейчас на этих девчонок. Да и на меня тоже, конечно. Очень хочется его презирать, но я думаю о том, что на его месте могла быть и я, пьяная и противная, если бы пила со Светкиным коллегой водку, а не вино. И ещё вспоминаю о позднем времени и о том, что сейчас тоже не совсем идеальные мужчины из органов охраны порядка выгребут из вагона этот образец особи мужского пола планеты Земля – и не дождётся его сегодня домой семейство (у него на пальце я заметила обручальное кольцо – значит, и этот парень кому-то приглянулся). Я вздыхаю и мысленно прощаю его, а чтобы не смеяться над несчастным, пересаживаюсь так, чтоб не видеть его, горемычного. Но даже сквозь грохот вагонных колёс я периодически слышу его и не могу сдержать улыбку.