– Наверное, поэтому я о ней ничего не знаю. Но есть кое-что, о чем я могу рассказать. Если вы отправитесь отсюда на юг, вам предстоит пересечь великую реку Рунипай, а она протекает очень близко от страны Нигде.

– Отсюда следует, что впереди нас ждет очень много вонючей гнусной грязи. Прежде чем я перережу глотку моему дорогому другу, хотелось бы знать наверняка, так ли это.

Вода, плескавшаяся вокруг блуждающих огней, светилась и пенилась.

– Да, путешественники, впереди у вас еще долгий путь. Даже я не знаю, где его конец.

– Тропические цветы, нежные девы, готовые заключить нас в объятия… – Мадж устало глядел на темную воду. Потом он бросил сердитый взгляд на Джон-Тома. – Знаешь что, приятель? Давно мне хотелось попробовать черепашьего супчика.

Джон-Том улыбнулся привидению.

– Спасибо за информацию. Хотя это не совсем то, что нам хотелось бы услышать.

– Разве мы всегда слышим только то, что хотим? – заметил призрак и окутался интенсивным свечением. Затем круглый череп подплыл устрашающе близко к Джон-Тому. – А знаешь, я очень люблю музыку. Мне понравилось твое пение. Не мог бы ты попеть еще?

– Конечно, с удовольствием!

Мадж зажал уши лапами.

– Спаси нас небо! Еще один ценитель музыки на мою голову! Да еще такой, что у него и ушей-то толком нет.

Несчастному выдру пришлось всю ночь напролет слушать Джон-Тома, вспоминающего одну за другой песни, которые поют на праздник «Хэллоуин». Леденящие душу аккорды плыли над неподвижной болотной водой, а Блуждающие огни танцевали в воздухе, от восторга рассыпая искры и заставляя растущие вокруг мхи и лишайники сверкать радужными отблесками.

У Джон-Тома, пожалуй, никогда не было такой благодарной аудитории.

Однако стоило слушателю устать, он, не сказав худого слова, просто растворился в воздухе.

С наступлением утра настроение Маджа не изменилось.

– Да существует ли вообще твоя удивительная Квасеква? – ворчал он.

– Вот увидишь, это какой-нибудь захолустный, грязный городишко. Что, впервые, что ли, врет твой благодетель-волшебник?

– Он никогда не врет. Это запрещено сводом законов, обязательных для любого мага. Он сам мне говорил.

Мадж с отвращением вздохнул.

– Послала же судьба попутчика! Ну, даже если существует этот рай на земле, что с того? Да, так утверждает твой твердопанцирный учитель.

Однако он и словечком не обмолвился, что путь туда лежит через тысячи миль сплошного болота. Что, скажешь, он и тут не наврал, трепло волшебное?

Джон-Том смутился.

– Я его не очень расспрашивал, а он не распространялся насчет расстояния, которое предстоит преодолеть.

– А я бы его сейчас порасспросил, – угрюмо заметил Мадж, трогая пальцем острие сабли. – Я б так его порасспросил, что живо проделал бы дыру в его поганом панцире…

– Осторожно, Мадж, – предупредил юноша. – Не стоит отзываться неуважительно о волшебнике, даже если он далеко от тебя. Это может плохо кончиться.

– Дерьмо лягушачье! Надоели мне твои идиотские сюрпризы до чертиков. Брошу-ка я тебя прямо сейчас и вернусь в старое доброе Колоколесье.

– А как же виттены и поулты? Справишься с ними один?

– Это ведь ты разбил их любимого божка, а не я. К тому же у поултов мне надо доделать одно дельце, которое очень хотелось бы благополучно завершить.

– Если тебя поймает генерал Покнет, он быстро доделает твое дельце, будь уверен.

Мадж только плечами пожал.

– Значит, придется обойти оба города стороной. Зато я, наконец, вернусь в Колоколесье, в Линчбени, Тимов Хохот, Дорней, к нормальной жизни. Вернусь…

Даже если бы Мадж молчал и внимательно смотрел по сторонам, он вряд ли заметил бы еще одну тень. Болото – мир теней, и новая легко растворилась в неверном свете, в перепутанных ветвях деревьев и ползучих растений.

Однако эта тень не походила на прочие. Она двигалась независимо от тех, что окутывали остров, двигалась целенаправленно и очень быстро.

Наши путешественники не видели ее до тех пор, пока она не оказалась прямо над их головами, когда было уже поздно.

Мадж предупреждающе крикнул, Джон-Том бросился за палкой. Выдр успел выхватить саблю – искать лук и стрелы не было времени.

Но тень пропала так же, как появилась. Мадж лежал на песке, задыхаясь, вытаращив глаза, прижимая к груди верную саблю, несмотря на то что никто на него не нападал. Опасность исчезла вместе с тенью. На песке остались посох Джон-Тома и перо стального цвета длиной два фута и шириной дюйма четыре. Оно лежало рядом с выдром, подтверждая, что нечто, явившееся и исчезнувшее с потрясающей скоростью, было здесь.

Мадж подобрал перо и повертел в лапах. Стержень его был толщиной в человеческий палец. Выдр поправил на голове шляпу, каким-то чудом удержавшуюся там во время короткой схватки, и посмотрел на восток.

Стремительная тень исчезла именно в том направлении, унося в невероятно длинных когтях Джон-Тома.

Вспомнив свои недавние высказывания, Мадж оценил возникшую ситуацию: плот цел, все их припасы – тоже, причем и его собственные, и Джон-Томовы. На нем самом нет ни единой царапины.

Значит, так тому и быть. Нет больше храброго, но невежественного, надоедливого, всюду сующего свой нос чаропевца. Можно, не смущаясь, вернуться домой. Конечно, он со спокойной душой доложит о происшествии старому волшебнику Клотагорбу – хотя бы из уважения к памяти Джон-Тома. Бедный парень, не видать ему больше родного дома. Что до волшебника, то он философски встретит весть о несчастье, случившемся с его учеником, и не станет винить выдра, ведь все произошло слишком быстро. Еще минуту назад Джон-Том сидел тут, рядом, и вежливо слушал своего попутчика. Вдруг налетело черное облако – и нет его. Разве можно ставить это кому-то в вину? Ничего нельзя было сделать.

Выдр погрузил все припасы на плот и оттолкнул его от берега.

Наконец-то можно зажить своей собственной жизнью, не боясь, что тебя в любую минуту снова потащат в какое-нибудь смертельно опасное путешествие. Наконец-то можно вернуться к нормальному существованию и сладко спать по ночам, не прислушиваясь к странным шорохам.

Да, действительно ничего нельзя было сделать. Разве не так? Мадж сердито налегал на весло и размышлял, отчего так гнусно у него на душе.

Джон-Том беспомощно висел в мощных когтях и не делал попыток высвободиться. Ему оставалось только надеяться, что огромная птица предпочитает живую добычу падали и не станет бросать его с такой высоты. Рунипай блестел далеко внизу, и, разожми орел когти, юноша превратился бы в падаль в прямом смысле этого слова.

С трудом извернувшись, Джон-Том попытался разглядеть похитителя.