Но сказанное не означает, что человек пребывает в состоянии эгрегориальной массы вечно. Некоторые, конечно, остаются в ней всю жизнь, но, помимо того, что такой человек под влиянием обстоятельств может в большей или меньшей степени играть роль эгрегориального функционера, зачастую он временно или постоянно переходит в качественно другие категории взаимоотношений с эгрегорами – категории, которые, к сожалению, подразумевают куда более интенсивный энергообмен.

Но не всем же эгрегорам пребывать на полуголодном пайке, впитывая жалкие испарения энергии над спонтанно вялыми движениями и предрассудками эгрегориальной массы? О нет, в прядях этого тумана слишком легко потеряться и сгинуть.

Для стабильного существования эгрегору с конкретным архетипом нужны люди, активно с ним взаимодействующие. Он должен доминировать в их психоэнергетике, а они должны настраивать людей массы на эгрегор, служить и источником эгрегориальной мощи, и семенем архетипического инструмента.

И эгрегор вполне способен ввести в определенное состояние, захватить для себя незащищенных людей.

Причем это не просто увлеченность, заинтересованность или даже очарованность идеей. Нет, ведь увлечься или заинтересоваться для своих полезных целей какой-либо идеей может сам по себе и человек эгрегориальной массы, и человек внеэгрегориальный. Состояние же эгрегориальной марионетки – это психологически болезненное состояние.

Разумеется, это состояние может быть более или менее тяжелым. И, конечно, эгрегор может захватить не каждого и не всех, а только тех, кто имеет предрасположенность к такому существованию. Частично такая предрасположенность зависит от личности самого человека и его предпочтений, частично – от жизненной ситуации, в которой он оказался.

Должны иметься предпосылки к тому, чтобы человек видел в архетипическом эгрегориальном инструменте средство, способное удовлетворить все или большую часть его потребностей – как правило, высших.

Начнем с личности. Она должна испытывать постоянную неудовлетворенность. Это может быть связано с глубокими психологическими комплексами, берущими начало в детстве. Может быть несчастная судьба. Или болезнь, беды. Обида на весь мир. Уродство. Ненайденный смысл жизни. Ощущение собственной неполноценности. Страх. Внутренняя пустота. Эскапизм. В любом случае боль внутри человека должна быть достаточно глубока для того, чтобы подчинить себе большую часть его существа – даже если она оказывается, как зачастую бывает, всего лишь временным явлением.

Уже на этой фазе человек оказывается в том положении, когда эгрегориальная идея может поселиться в его сознании. Человеку, не испытывающему значительного психоэмоционального дисбаланса, она не страшна.

Но в данном случае эгрегориальная идея нужна человеку не для получения практической, объективной и понятной для него пользы – нет, она нужна, чтобы заткнуть болезненное место в душе. Она ему отчаянно нужна. Без какой-либо удобной сверхценной идеи такому человеку очень больно жить.

Это может быть религиозная идея, прекрасно подходящая для компенсации страхов, обиды и чувства собственной неполноценности. Все «нехорошие» не спасутся, а вот именно он, «правильный», спасется! Это может быть идея национальная. Все богачи – «папуасы», а он, даром что в кармане вошь на аркане и блоха на цепи, выше «папуасов», потому что он чистокровный «монгол»! Это может быть идея политическая: «кто был ничем, тот станет всем» или любое иное, более экзотическое завихрение и самое причудливое их сочетание.

Вам прекрасно знакомы люди такого типа и их поведение: механические улыбки обходящих дома сектантов, черные платки на иссохших паломницах, бородатые или иным образом декорированные лица надломленных изнутри националистов, суетливые нижние пирамидчики, витийствующие контактеры, бесноватые политические крикуны… Этого добра хватает везде.

Но такими они становятся не сразу.

Сначала, по меткому наблюдению немецкого философа-классика, идея поселяется в сознании будущей марионетки словно живой организм: она поглощает из окружающей среды только полезное для себя, отбрасывая остальное. Человек перестает воспринимать реальность там, где она расходится со спасительными для него умозаключениями.

Он все глубже погружается в эгрегориальный мир. А мир окружающий, о котором так хочется забыть, не упускает возможности оправдать наихудшие ожидания погруженного в себя человека. Хотя он и «монгол» с родословной, «папуасы» все равно живут лучше, и хотя радоваться должен вроде бы только тот, правоверный, кто сертифицированно спасется, почему-то другие тоже радуются жизни и кощунственно лыбятся, и сектантский рай злые обыватели недолюбливают, а об очередной партии «Все отнять и поделить для любимых главарей» почему-то никто из нормальных людей даже слышать не хочет.

И вот теперь уже жизненная ситуация подталкивает такого человека в «спасительный» для него эгрегориальный мир. И, как мы знаем, носители того или иного подходящего эгрегора не заставят себя ждать. Даже если не искать, они сами подвернутся – на улице, в транспорте, где угодно. И даже могут провести намеренную обработку, «зомбировать», смирить волю, подчинить своему специально обученному адепту, как это делают некоторые секты и иные агрессивные организации.

И вот с этого момента эгрегоры контролируют не только мышление, но и поведение человека. Он начинает жить не ради себя и близких, не ради безусловно полезных свершений и общечеловеческих ценностей, а ради эгрегора и его ценностей.

За время такой жизни он все глубже уходит в отрыв от реальности, накапливая ошибки действий и понимания действительности, и может дойти до такого уровня, когда обратно вернуться уже невозможно: взведенная пружина расхождения с реальностью грозит несовместимой с жизнью болью.

Люди, невольно принявшие роль эгрегориальных марионеток, способны на чудеса самоотверженности и самоотречения. Они могут годами работать без всякой платы, стойко переносить тяготы и лишения, они кажутся фанатично преданными идее и отстаивают ее на каждом углу, остервенело атакуют все чуждое, не боятся «ради высоких идеалов» нарушить закон. Они способны убить и быть убитыми за идею, поститься до смерти, строить капища в голодной глуши. Они даже могут, как шахиды, взорвать себя, лишь бы унести с собой как можно больше тех, кого они сочли врагами.

Это их свойство часто ошибочно понимается как исключительная верность идеалам. Ошибочно.

Никакой «верности идеалам» в здоровом смысле этого слова у марионеток нет и в помине.

Они просто полны решимости во что бы то ни стало избежать допущения своей личной боли.

Это, по сути, определенного сорта наркомания, только гормоны удовольствия выделяет мозг марионетки под влиянием завладевшей им эгрегориальной идеи. Если перестать игнорировать мир реальный и уйти из мира выдуманного, будет ломка.

Кстати, частично этим можно объяснить, почему ныне культы и религии всех сортов, от сект до вполне уважаемых, с таким увлечением конкурируют за реабилитацию наркоманов – и заодно и почему спасенных из сект людей так тяжело реабилитировать. Ведь у нарокоманов уже сформирована зависимость, и при замещении химического вещества идеей они легче, чем в обычных клиниках, отказываются от наркотиков. Вот только зависимость во всей ее силе не исчезает, а просто меняет свой объект притяжения.