Теперь Чили едва слышал музыку – девичий голос вместе с хором пел «В храме ливневых дождей», и в мелодии было что-то от духовных песнопений, а Линда в это время говорила:

– Отец мой думает, что я взяла псевдоним в честь его любимой кобылы Мун. Как бы не так! Знаете, откуда все пошло? Мы выступали в клубе в Майами, «Черчилль» – так назывался клуб – порядочная помойка, и публика там собиралась только по случаю, послушать кого-нибудь, вроде Дейла. Клуб этот – в Маленьком Гаити, а район этот – небезопасный.

Тихая музыка на заднем плане теперь набирала темп, девушка начала другую песню: «Шагнула за ограду, пролезла за забор…» Далее следовало что-то неразборчивое, а потом вдруг: «Что нас не остановит ни молот, ни топор». В голосе, в тембре он уловил теперь что-то знакомое.

– Однажды, – говорила Линда, – после нашего выступления ко мне подошла женщина, не такая уж молоденькая, но вполне ничего себе. Ей захотелось сказать мне, как понравился ей мой голос и что между нами есть сходство: ее тоже зовут Линда, она бывшая профессиональная певица, выступала раньше в казино, в Атланте-Сити, в Пуэрто-Рико. Я спросила, пела ли она под своей настоящей фамилией. Да, ответила она, Линда Мун. И как только я это услышала, я поняла, что именно эту фамилию мне и надо. Я призналась ей, что мне понравилось, как это звучит: Линда Мун, а она сказала: «Можете взять ее. Я ею больше не пользуюсь. Я теперь домохозяйка, и у меня четверо детей, и все мальчики. Зовусь я Линда Мора, и муж мой Винсент работает в полиции Майами». Я от души поблагодарила ее и с тех пор стала называться Линда Мун. – Она помолчала. – У меня есть две замужние сестры в Мидленде. Отец занимается разведением лошадей, а мама работает в банке… Что еще вам хотелось бы узнать?

В наступившей тишине слышнее стал четкий ритм и чистый девичий голос, певший:

Казалось бы, еще вчера

Мы Шеннона слушали до утра…

Чили заговорил не сразу. Он возвел глаза к потолку, словно прикидывая что-то, и только потом спросил:

– Это «Одесса», и поете вы?

Линда повернулась, чтобы усилить звук, а потом, вновь став к нему лицом, принялась пританцовывать в такт музыке и петь вместе с си-ди-диском:

Она пошла в компанию,

И трахали ее,

А после отшвырнули,

Как драное белье.

Девочка пропала, увы и ах,

Слоняется по улицам

С краской на щеках.

Линда снова приглушила музыку и сказала:

– Это «Мой маленький беглец». Вчера вечером я вам проиграла весь диск, начиная с «Храма ливневых дождей», и дальше все-все, а вы ни слова не сказали.

– Не обратил внимания. Простите.

– Конечно. Вам есть о чем подумать. Но я все удивляюсь: надо же, новый директор не понял даже, что это мой голос.

– Почему же вы мне не сказали?

– Ну, знаете, если вы, черт вас возьми, даже голоса моего на записи распознать не можете…

– В записи он гораздо сильнее. Говорите вы совсем другим голосом.

– Ну вот вы и прослушали «Одессу».

– Здорово. Мне очень понравилось. И знаете, почему? Потому что такую музыку я понимаю. Вчера мне одна песня запомнилась – «Смена караула», так, кажется?

Линда опять запела, легко, без усилия, чистым звонким голосом:

Смена караула,

Барабаны бьют,

Сердце отмечает

Ход минут.

– Это про нас, про «Одессу», – сказала она. – Так мы понимаем музыку и смысл того, что мы делаем. – И она продолжила пение:

Мы проникли в дом ваш,

Мы пришли к вам петь.

Империи вашей

Теперь не уцелеть.

– Серьезная музыка, – сказал Чили. – Но в то же время и забавная. Уносит, как потоком. И это при том, что в звучании есть что-то от кантри.

– Я уже говорила вам, что это рок со звенящей нотой, звонкий рок. Настоящий, без дураков.

– И вы не смогли продать это?

– Нет, мы продали, но фирма попыталась все испортить. Я же говорила. Мы как раз этот си-ди-диск и торговали.

– Кто же выпустил его?

– Мы. Я взяла в долг у папы пятнадцать сотен, и мы платили по тридцать пять баксов в час, чтобы писать его в какой-то кретинской студии, где даже уборной не было. Тираж в тысячу штук мы сумели уложить в двенадцать сотен, в конвертах – никаких тебе футляров, никакого украшательства. Я так и осталась должна папе.

– Это теперь моя забота. Начнем все заново, а там, глядишь, сделаем из вас звезду.

– Раджи сказал, что превратит «Цыпочек» в суперзвезд.

– Вы с ним с тех пор разговаривали?

– Лишь для того, чтобы он пригрозил мне крутыми парнями, которые якобы стоят за ним. Намекнул, что, если понадобится, может обратиться к гангстерам. Я посоветовала ему поостеречься. Сказала, что с Чили Палмером шутки плохи. Сказала, что перед тем, как делать даже первый шаг, ему стоит переговорить с Ником.

– Вы сказали, что со мной шутки плохи?

– Вы что, обиделись? Господи, но вы ведь гангстером были, разве не так?

– Как это – гангстером? Я что, числился в группировке? Никогда в жизни! Просто имел отдаленное отношение.

– Что бы я ни сказала, это не важно. Вас все-таки попытались пристрелить. Но если бы это был Раджи, ошибки бы не произошло, ведь правда же?

– Хотел бы я знать, – сказал Чили, – кто за этим стоит – Раджи или Ники?

– Ник, – поправила его Линда. – С ним припадок будет, если назвать его Ники. По-моему, он подставное лицо, как бы для вывески. Он ведет торг, умеет говорить внушительно. Раджи хитрее. Мне кажется, он не высовывается, потому что ленивее, но он все сечет и всегда тут как тут, если вы понимаете, что я имею в виду. Преследовать вас – это больше похоже на Раджи.

– И он вел переговоры о записи «Цыпочек»?

– Да, со студией «Искусство». Той же самой, что финансировала «Одессу», а мы порвали контракт.

Последнее его удивило.

– Вы мне этого не рассказывали, – заметил Чили. – Следовательно, «Искусству» известно, на что вы способны, когда вы не «цыпочка». Вы бросили группу и тем самым сорвали сделку для Раджи, однако есть шанс, что «Искусство» захочет сохранить отношения с вами.

– Если я это допущу, – сказала Линда. – Если они поклянутся, что не станут лезть и поганить мои песни.

Чили поднялся с диванчика и одернул костюм.

– Я собираюсь побеседовать с Раджи и Ники, разобраться с ними. Но сначала я загляну в «Искусство» и прощупаю, что нам там светит. Кто там главный?

– Тот, кто и с нами занимался, Майкл Мейман. Он там вроде директора. Но ведь вы ничего не понимаете в звукозаписи.