Мент промаршировал мимо его машины, вышел на дорогу, поднял руку, чтобы остановить бомбилу. Он не мог сесть в машину напрямую, поэтому изобразил сцену, которую Тюлень должен был сделать трогательной. Для этого он сдал задом, выехал из парковочного кармана и взял мента на борт. Он же гражданин своей страны и должен помогать родной полиции. Разве ж это не трогательно?

– Ну и как там мои друзья? – спросил Тюлень.

– Да ничего, все в порядке. Порошина выпускать будут.

– А Надымова еще подержат, да?

– За него разговоров пока нет.

– Рано или поздно выпустят.

– Я человек маленький, меня в тайны следствия не посвящают.

– Тайны по вашим подвалам сами ходят. – Тюлень усмехнулся.

– Я слышал, у Архарова и Званцева спор какой-то по этому делу.

– Стоп! Кто такой Званцев?..

Страх – лучшее средство от похмелья. Майору достаточно было глянуть на Едыкина, чтобы такая мысль пришла ему в голову. Надели на мужика наручники, и он сразу протрезвел. А почему? Да потому, что страшно стало. Наломал дров, а теперь пришла пора отвечать за это.

– Василий Денисович, ты чего буйную голову повесил? – насмешливо спросил Архаров, заполняя шапку протокола.

– А невесело мне, – буркнул мужик.

– Чего так?

– Мог бы сразу сказать, что ты из полиции.

– А как бы ты мне в убийстве Дробова признался?

– Я не признавался! – встрепенулся Едыкин.

– И не убивал?

– Нет!

– А вдруг?.. Откуда же ты тогда знаешь, что Дробова убили? – спросил Архаров.

– Я знаю?! – Едыкин вздрогнул и растерянно взглянул на майора.

– Знаешь.

– Так ты же сказал…

– Я сказал?

– Да, ты сказал, что я Дробова убил.

– Но ты же не убивал.

– Нет, не убивал.

– Значит, я ошибся.

– Значит, ты ошибся, – с чувством облегчения сказал Едыкин.

– Значит, я ошибся и в том, что Дробова убили.

– А ты ошибся? – ошалело проговорил задержанный.

– Так убили Дробова или нет?

– Я не знаю!

Замороченный мужик ошеломленно хлопал глазами, но у него и в мыслях не возникло призвать на помощь адвоката, одно присутствие которого могло избавить его от наводящих вопросов и запутывающей логики.

– А самого Костю ты знаешь?

– Знаю.

– Я так понимаю, ты живешь с его женой.

– С бывшей.

– Ты живешь с Антониной, но Костя все равно ходит к ней.

– Да, ходит.

– Это тебя бесит?

– Бесит.

– Когда ты его видел в последний раз?

– Приходил он недавно, в конце июня.

– А точней?

– Двадцать седьмого или на день позже.

– А может, двадцать девятого?

– Может, и двадцать девятого, – выковыривая из памяти дату, сказал Едыкин.

– Двадцать девятого июня гражданин Дробов был задушен! – хлестко произнес Архаров.

– Это не я! – встрепенулся мужик.

– Вот видишь, нам в голову пришла одна и та же мысль. Я тоже подумал, что Дробова мог убить ты.

– Но я не убивал!

– Сначала его избили. А потом задушили. Была драка. У тебя, Едыкин, я вижу синяк под глазом. Откуда он взялся?

– Подрался.

– С кем?

– Да не помню. Пьяный был.

– А как Дробов пришел к своей бывшей жене, ты помнишь?

– Приходил…

– А как ты дрался с ним и душил, не помнишь?

– Да не дрался я и не душил.

– Не помнишь, как душил?

– Да не душил я!

– А как труп к реке вывозил, помнишь?

– Я еще и труп к реке вывозил?

– Машина у тебя есть?

– «Жигуль». Но я не вывозил никакой труп! И Дробова не душил!

– Обязательно разберемся. Гражданин Едыкин, постарайтесь вспомнить, где вы находились днем двадцать девятого июня.

Едыкин нахмурил брови, переваривая вопрос. Он не мог вспомнить, чем занимался двадцать девятого июня, поэтому завис в раздумье.

Архаров едва заметно качал головой, глядя на него. Неужели Горохов не имел никакого отношения к убийству Дробова?

Женская красота бывает явной и скрытой. Она может прятаться как за природной стеснительностью, так и за банальной неопрятностью. Чувствовалось, что Антонина Дробова махнула на себя рукой. Одевалась кое-как, салоны красоты обходила стороной. Глядя на нее, Архаров задавался вопросом, когда это с ней случилось – до того, как она развелась с мужем, или уже после.

А женщина интересная. И сексуальная. Она могла не любить грубого мужиковатого Едыкина, но он готов был за нее убить. Антонина сама по себе была той женщиной, из-за которой мужчина мог сойти с ума. К тому же к Едыкину на огонек могла заглянуть и другая подруга – белая горячка.

Архаров сидел за кухонным столом, а Дробова стояла у плиты и с рассеянным видом варила кофе в турке. Не было у нее охоты угождать гостю, но, похоже, возникло желание хоть чем-то себя занять. Известие о гибели бывшего мужа сильно расстроило ее, выбило из колеи, но горючими слезами она не залилась.

– Значит, двадцать девятого июня Василий был здесь, у вас?

– Да, отсыпался, – сказала женщина.

– После ночной смены?

– Ага, после ночной смены. – Дробова с горечью усмехнулась, махнув рукой на судьбу-злодейку.

– Я так понимаю, он у вас большой любитель выпить.

– Я бы сказала, профессионал.

– И как вы его терпите?

– А как мне от него избавиться? Он же хуже пиявки, присосался, не оторвешь.

– И ударить может?

– Меня?! Если я от него уйду, то может. А так нет.

– Я знаю, у вас есть дочь.

– Да, она в летнем лагере.

– Едыкин ее не обижает?

– Нет, что вы. Он вообще не злой с нами. И со мной. Даже когда ревнует.

– А ревнует он вас к Косте.

– К фонарному столбу.

– Я видел ваш двор. Все столбы на месте, – в шутку, но не особо весело сказал Архаров. – А Кости нет. Едыкин мог его убить?

– Если я скажу, что нет, вы мне поверите? – с той же усмешкой спросила она.

– Нет.