В путевке имелась графа: плательщик. В ней действительно значилось: «Государственное унитарное предприятие, городская поликлиника номер *********». И даже штамп медицинского учреждения. И под ним – чья-то закорючка-подпись.

Все выглядело настолько убедительно, что полковник в недоумении потряс головой: неужели в самом деле обычная городская поликлиника занимается раздачей пенсионерам путевок, да на заграничные курорты? И не в Белоруссию, а в Карловы Вары?

Ну и ну. И все-таки Ходасевич чувствовал подвох. Он еще раз просмотрел написанное – теперь уже внимательнее. Да, вот оно.

Чтобы проверить себя, взял телефонный справочник – тот лежал на том же самом месте, что и при нем. Пролистал.

В бумаге упомянуто, что путевка выдана поликлиникой номер *********. Она действительно находилась в относительной близости от Рязанского проспекта. Однако дом, где проживала Юлия Николаевна, не обслуживала.

* * *

«Ах, какой актер умирает во мне!» – порой думал о себе, усмешливо подражая Нерону, Валерий Петрович.

Из различных методов получения информации, которым их в разведшколе обучали, любимейшим у Ходасевича был: сыграть роль. Или, как говорил их преподаватель Бруно Карлович, прикинуться. Да, до сих пор у Ходасевича не выходил из головы образ старого Бруно – как он расхаживает по импровизированной сцене в аудитории и с актерской аффектацией вещает:

– Совершенно не случайно неуспех актера и неуспех разведчика обозначают обычно одним словом. – Длительная, выразительная пауза – «люфтик», как называл ее преподаватель спецкурса актерского мастерства. – Да, вы правы, товарищи. Это – ПРОВАЛ! – «Люфтик» меньшей продолжительности, но большей выразительности. – Но если провал актера означает лишь то, что в самом худшем случае в него полетят тухлые помидоры, то в человека нашей профессии обычно при провале летят пули. – Еще одна осмысленная пауза. Аудитория покорена. – Вот почему сфальшивить вам нельзя. И сыграть недостоверно – тоже… А кроме того, следует иметь в виду, что актер приходит на сцену на готовенькое. Драматург для него пишет роль. Режиссер разводит мизансцены. Костюмер его одевает. Художник готовит декорацию. И даже на тот случай, когда он забывает роль, есть суфлер… Но! Разведчик – не актер!.. Ему приходится самому себе быть автором, режиссером, костюмером и декоратором. И придумывать роль, ее рисунок и набирать статистов, и управлять массовкой. И еще одно обстоятельство, возможно, для людей с настоящей актерской жилкой самое важное и неприятное: разведчик никогда не слышит аплодисментов. Он порой даже сам не знает: удачно ли сыграл в тот вечер? Или чуть сфальшивил, был недостаточно убедителен, и, значит, вскоре последуют разоблачение и арест?

…Из всех возможных масок особенно удавалась Валерию Петровичу маска недалекого, слегка сумасшедшего неврастеника-склочника. В рубежах нашего отечества она к тому же являлась ролью наиболее эффективной. Всем недовольному бузотеру даже самые чугунные чиновные рожи вываливали, распалившись, те заветные факты, что держали обычно в глубочайшей тайне от жены, начальства и налоговой инспекции.

Вот и теперь дверь в кабинет главного врача, Афанасия Матвеевича, распахнулась без стука – чего он решительно не позволял никому из персонала поликлиники, не говоря уже о посетителях. Он поднял голову от отчета и приготовился выдать невеже гневную тираду – однако в кабинет вошел, чуть приволакивая ногу, человек в военной рубашке и с растрепанными седыми волосами. Плечи его пиджака были усеяны перхотью.

Перхоть – деталь, которой Ходасевич особенно гордился. Ее изображали несколько крошек нафталина, они придавали облику правдоруба совершенно непередаваемый дух. Теперь любой, с кем он вступит в контакт, охарактеризует его, если вдруг будут спрашивать, просто: «Да, заходил тут один… Старичок с грязными волосами». Пожалуй, в полковнике в отставке не только актер умер, но и костюмер.

Однако завершающим и самым внушительным аккордом в его внешности был ряд орденских планок на груди, а также на лацкане гражданского пиджака – орден Боевого Красного Знамени. Определенная пикантность ситуации заключалась в том, что ордена и планки были настоящими, законно полученными полковником Валерием Петровичем Ходасевичем.

Главврач был немолод и потому воспитан в почтении к героям-фронтовикам. Отставник же оказался столь убедителен в своем образе, что у Афанасия Матвеевича ни на секунду не шевельнулось сомнение, что незваный гость – хоть и в летах, но несколько все-таки моложав для героя Великой Отечественной. Не совершал же он свои подвиги на фронтах в возрасте четырех-пяти лет! Впрочем, визитер тут же обыграл ситуацию, отрекомендовавшись:

– Добрый вечер, я полковник в отставке, ветеран Афганистана Карасунов. – Фамилия была из тех, которую ни на слух, ни на взгляд не запомнить и потом не воспроизвести. Затем он подошел вплотную к столу и задушевно спросил: – Ну, и что за разврат вы себе позволяете?

– Вы о чем, гражданин? – холодно поинтересовался главврач, откинувшись в кресле.

В ответ странный визитер достал из кармана красную книжицу с гербом России, раскрыл паспорт ближе к концу и издалека продемонстрировал главврачу.

– Видите, что тут написано? Женат. Женат на гражданке Юлии Николаевне Садовниковой. Она – моя жена. Понимаете, моя! Не ваша и не какого-нибудь иностранного хлыща. Моя!

И еще одному учил их некогда старик Бруно (и Станиславский): врать нужно близко к тексту. Если играешь, удобней играть себя в предлагаемых обстоятельствах. Коли ощущал Валерий Петрович при мысли о Юлии Николаевне нечто похожее на ревность, то и выказать данное чувство ему будет легче всего. К тому же – известное дело: если переосмысляешь собственную боль или напряженность средствами искусства – она, боль (или напряженность), в определенной степени да избывается.

Голос главврача стал ледянее льда.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, гражданин?

– Простая вещь. – Ходасевич играл этюд «Плохо сдерживаемый гнев». – В вашей поликлинике моей жене дали путевку в санаторий. Да не просто в санаторий – а в Карловы Вары! Я, конечно, чрезвычайно счастлив, что программа оздоровления нации столь успешно финансируется. Я также весьма горд, что бремя этой заботы выпало именно на нашу семью. Но все-таки позвольте узнать: почему именно она? И почему в Карловы Вары?

Только уважение к сединам, а также к орденам посетителя мешало главврачу снять телефонную трубку и немедленно вызвать охрану.

– По-моему, вы ошибаетесь, уважаемый, – стараясь сохранять спокойствие, молвил Афанасий Матвеевич. – Никаких путевок, тем более в Карловы Вары, наша поликлиника не распространяла. Ни платно, ни тем паче бесплатно. Мы не турфирма и не благотворительная организация.

– Позвольте вам, уважаемый, не поверить!

– Верить мне или нет – ваше личное дело. И прошу вас немедленно покинуть помещение.

– Да? Покинуть? А это что?

И жестом игрока, предъявляющего флеш-рояль или, по меньшей мере, каре тузов, посетитель выложил на стол главврача бумагу.