— Какого лешего, говоришь? — Лоран усмехнулся. — Была причина. Там, понимаешь ли, племя, у которого мы скот покупали, предложило нам купить еще и кошель прозрачных твердых камушков. Алмазами называются. Знаете такие?.. Продавали их за бесценок — по пять пуль за камушек просили. Или один хороший матросский ножик за три алмаза. Да еще и рассказали, где они их взяли. Мишель никому ничего не говорил, но я-то видел… Короче, он не столько от португальцев прятался, сколько выискивал удобное для высадки место. А его там хрен найдешь. Прибой страшный. Я своими глазами видел наполовину вросший в пески старый галеон. Довольно далеко от берега, между прочим. Марсовые еще дальше вглубь суши видели торчащие из песчаного холма мачты.[16]Словом, проклятые места, что и говорить, — со вздохом проговорил он. — Зря мы вообще туда пошли.

— Не заливаешь? — усомнился Жером, видевший, с каким интересом слушают рассказ Лорана все собравшиеся. — Ни один шторм не утащит корабль так далеко от воды.

— Я кой-чего слышал о том месте, — вместо де Граффа ответил Дуарте. — Мой дед пятьдесят лет назад ходил тем путем в Индию, и рассказывал отцу, что потерял один из своих галеонов как раз в тех местах, у юго-западного побережья Африки. По словам деда, особо сильного шторма и не было. А стоит любой посудине слишком близко подойти к берегу, как ее выбрасывает на сушу. Обратного пути нет. Прибой таков, что разбивает в щепки все деревянное. Что сталось с людьми на его потерянном галеоне, дед так и не узнал. Погибли наверное. Но и он что-то говорил о корабельных мачтах в песках.

— Это, должно быть, прибой год за годом наносит песок, наращивает берег, — предположил Билли. — А за полста лет мог нанести и полмили. Потому корабли там в песках, а не на дне, как во всех приличных местах полагается.

— Нашел над чем смеяться, — нахмурился Влад. — Представь, что с командами случилось. Где пески, там наверняка нет ни воды, ни пищи.

— Мне можно продолжать, или вы изволите спорить дальше? — Лоран изобразил грустную улыбку, и все разом смолкли. — Что ж, продолжаю. Так прошли два дня. Наутро третьего внезапно налетел шторм. Мне на барке, Луи на шхуне и Адриану на шлюпе удалось вывернуться, а Граммон со своим тяжелым фрегатом был выброшен на берег. Луи сдуру сунулся спасать и разбился в щепки. Сколько там парней при этом погибло — понятия не имею. Но многие выбрались на берег, я точно видел. Пока то да се, шторм утих — так же внезапно, как и налетел. Мы стреляли из пушки, поднимали сигнальные вымпелы: мол, чем можем помочь? А Граммон поднял на мачте «Ле Арди» сигнал, чтобы мы уходили, — фрегат, как ни странно, стоял на киле ровно, словно по воде шел, вымпелы мы хорошо разглядели.

— И вы ушли, — задумчиво проговорил Джеймс.

— Не ушли, пока не увидели, как Мишель разгружает «Ле Арди», — ответил Лоран. — Парни, набив мешки, нагрузившись бочонками и вооружившись, пошли на север. К той бухте, в которой мы уже были. Я велел идти туда. Но уже в виду бухты мы напоролись на три португальских фрегата. Небольшие, ходкие и верткие, сволочи… Адриана потопили, «Эвридику» издырявили. Я им тоже денек хорошо испортил, но они дали нам такой разгон, что ни о какой бухте не могло быть и речи. Сдается мне, они прознали от местных негров, что мы там побывали. И я догадываюсь, почему никто ничего о той бухте не знал: португальцы не идиоты — раскрывать секрет, откуда они берут дешевые алмазы.

— Намек понят, — хмыкнула Галка. — А вот что с Граммоном случилось — это мы уже очень не скоро узнаем. К сожалению.

— Жаль «Ле Арди», отличный был фрегат, — слова жены неприятно укололи Джеймса. — Через пятьдесят лет и его мачты будут пугать неосторожных путешественников…

— Это мы еще поглядим, — хмыкнул неунывающий Билли. — Однако попал наш шевалье в переделку. Ведь если вас ждали португальские корабли, то его на суше наверняка тоже ждали — сами португальцы.

— Если правда то, что я знаю о тех местах, то вряд ли, — сказала Галка, потерев пальцами начавший ныть висок. — В книге, которую я читала, то побережье называют Берегом Скелетов. Думаю, дело не только в остовах кораблей.

— То есть португальцы были уверены, что команды разбившихся кораблей гарантированно не доберутся до бухты, — помрачнел де Графф. — Как же я могу быть уверен в обратном?

— Если Граммон взял с собой достаточно еды и воды — доберется, — уверенно заявил Жером. — Упрямый мужик, это ты верно сказала, Воробушек. У него чертовски хорошо получается вылезать из разных передряг.

— Ага, и попадать в них, — съязвил Влад.

— Попадают все кому не лень, вот вылезти — это уже искусство, — не менее язвительно заметил Джеймс. — Но все же я надеюсь на лучшее. Если Жером прав, то о Граммоне мы еще услышим.

«Дай-то Бог, — подумала Галка, не решившись сказать это вслух — чтобы еще больше не раздражать Джеймса. Он любящий муж и прекрасный человек, но какой же ревнивый!.. — Без этого обормота как-то даже скучнее стало…»

— Ладно, — устало проговорил де Графф. — Я уже весь язык отболтал. Теперь ваш черед новостями делиться.

Галка с улыбкой откинулась на спинку стула и не без лукавой иронии переглянулась с друзьями-капитанами.

— Ну, братцы, с чего начнем рассказ?..

Лоран слушал и офигевал. Медленно, но верно. Я бы на его месте тоже, наверное, офигела, узнав о том, что здесь происходило за последнее время. Но тут уже ничего не поделаешь: что наворотили, то и расхлебываем.

Мир с Испанией! Мирный договор, который гордые кастильцы были вынуждены подписывать с «проклятыми ладронами»! От одной этой новости Лоран долго не мог прийти в себя. А нам еще много чем было его удивить. Например, тем, что дон Хуан Коком отправил в Рим посольство — просил у папы римского корону христианского государя, как это водилось в старые добрые времена в Европе. В другое время этот его поступок, явно пришедшийся Испании не по душе, не имел бы никаких шансов на положительный ответ понтифика. Особенно с учетом его личности: Иннокентий Одиннадцатый, в девичестве Бенедетто Одескальки — та еще штучка. Болтают, будто и наемником был в молодости, и работорговлей на жизнь зарабатывал, и Вильгельма Оранского, ярого протестанта, денежками ссужает, и «нашего доброго друга» Людовика терпеть не может. Но сейчас Папская область наводнена французскими солдатами, а крупнейшим инвестором Рима, за полной неплатежеспособностью Эскуриала, с недавних пор является Версаль. Так что быть Юкатану признанным папой королевством, а дону Хуану — королем. Правда, это такая тягомотина, но король Франции не упустит случая лишний раз пнуть испанских родственников, а заодно показать Риму, чьи в лесу шишки.

Что еще? Ах да: Куба. И звездная болезнь дона Иниго. Дуарте недавно вернулся из Гаваны. Как он крыл этого дона! Не только у меня — у Хайме уши чуть не завяли, а уж чтоб нашего боцмана пронять, это надо быть гением матерного слова… Короче, дон Иниго почему-то решил, что кубинской казне на фиг не нужны доходы от постройки на востоке страны металлургического комбината. Аккурат около залежей железной руды. Интересно, а пушки он из чего делать собирается? Из коровьего навоза? На здоровье, если у него есть соответствующая технология и спецы… Словом, отказал в сотрудничестве: мол, я и сам с усам. И даже с бородой. Тоже мне, Фидель Кастро нашелся. Фидель, в отличие от него, в десять раз умнее, и понимал, что Куба сама в этом мире не выживет. Так что никакой это не Кастро. Скорее, помесь Батисты с Сомосой. Это тот, который был для какого-то америкосовского президента «свой сукин сын», кажется… Дон Иниго может витать в облаках сколько угодно, но не стоило забывать о двух существенных вещах: во-первых, пираты не прощают кидалово, а он ведь договор подписывал, принимал на себя некие обязательства; во-вторых, на всякого Батисту (или Сомосу — не суть важно) всегда найдется свой Че Гевара. Надо будет Жозе еще раз съездить на Кубу. Пусть этот местный Че Гевара — Хуанито Перес — берет дело в свои руки. Мужик он, в отличие от дона Иниго, толковый. И, в отличие от команданте Че, прочно стоящий на земле обеими ногами. У него получится вытащить Кубу из неприличного места, куда ее загнали сперва французы, а потом этот «звездный мальчик» Фуэнтес.