— Только Шейн?!

— По большому счету для Джеки я не был родственником. — Он опять безразлично пожал плечами. — К чему возиться с чумазым?..

— О Господи, Раф…

— Свое сочувствие оставь для других. Мне оно ни к чему.

— А сестра?..

Затерявшийся в своих мрачных воспоминаниях, Раф слепо смотрел перед собой.

— Шейн выпала из моей жизни. Но я ни на секунду не переставал думать о ней, беспокоиться, спрашивать себя, правильно ли сделал, что отдал ее Джеки.

— У тебя не было выхода. И что ты делал после того, как сестра уехала?

— Работал. Десять лет бился, чтобы заработать деньги. В середине восьмидесятых цены на кофе упали, поместье «Esperanto» выставили на продажу, и я купил его. Деньги перестали быть проблемой. — Его губы сжались в линию. — И я поехал поглядеть на Шейн.

Элла боялась спросить:

— И что ты увидел?

— Что смертельно ошибся. Оказалось: растить ребенка, кормить его, одевать никак не соответствовало представлениям Джеки о том, как нужно устраивать свою жизнь. Она сделала все, чтобы каждый Божий день Шейн расплачивалась за свое спасение от нищенского существования. — Раф зажмурился. — Из непоседливой малышки мое солнце, моя hermanita[35]превратилась в застенчивого, пугливого подростка, одичавшего без любви и ласки.

Слезы бежали по щекам Эллы. Бедная Шейн.

— А дальше?

— Джеки продала мне сестру.

— Продала?!

— Как товар. Я привез ее назад в Коста-Рику и поклялся оберегать до конца своих дней. Так и было. До той кошмарной ночи пять лет назад.

— До «Золушкина бала»? Раф кивнул.

— Шейн как заколдовали. В этих балах ей виделось все то, что она недополучила в детстве, — любовь, счастье, привязанность. Как тут устоять?

— Никак… Но почему ради Шейн ты продаешь поместье?

— Пока ее дом — «Esperanza», она так и будет прятаться от жизни, — Раф насупился. — Пора ей найти свою дорогу.

— А учеба на бухгалтера?

— Так. Чтобы помогать мне. Как расплата за мнимые грехи. Однажды я предложил ей денег воплотить ее самую заветную мечту. Отказалась. Она ничего не хочет, и не только от меня. Словно ей все опостылело.

— А деньги от продажи поместья… почему она возьмет эти, если отказалась от тех?

— Я не рассказывал, что терял поместье. Она знает лишь, что оно нам досталось от родителей. Юридически моя сводная сестра — равноценный распорядитель. Буду бить на это. Волей-неволей ей придется вылезти из своей скорлупы.

— И ты уже не сможешь ее опекать, — предостерегла Элла.

— В семнадцать лет, — Раф потер складку между бровей, — еще необходимо, чтобы старшие опекали от болезненных падений.

Но в двадцать три можно и попадать. Подчас стертые колени лучше всего учат, как уберечь своих будущих детей.

— Но это трудно признать.

— Очень. Особенно мне.

— Вот почему ты не рассвирепел, когда я сказала, что отвезла ее мозаики в галерею искусств?

Его взгляд стал напряженным.

— Шейн взорвется.

— Гнев — не самое плохое чувство.

Невдалеке загудел автомобильный клаксон. Из-за поворота на Эллу и Рафа выскочило такси. Марвин, просигналив приветствие, лихо затормозил перед ними.

— Я кстати?

— Как нельзя, старина. — Раф вышел из машины. — Каким ветром тебя занесло?

— Мануэль строго-настрого наказал: если к вечеру La Estrella не появится — еду выручать. А то мало ли. — Марвин расплылся в улыбке. — Здорово он удумал?

— Просто гениально, — фыркнула Элла. — Большое спасибо.

— De nada[36]. — Марвин довольно потер руки. — Чего стоим?

— Бензина нет, — ответствовал Раф.

Поглядывая то на него, то на нее, Марвин чуть не лопался от смеха.

— No problema. Подзаправлю тиу rdpido[37].

— Если есть, налей побольше. Отвезу-ка Эллу в «Abmzo de Amante» полюбоваться закатом.

— Рог supuesto, с превеликим удовольствием. — Марвин ловко и быстро перекачал бензин из одного бака в другой. — Передам Челите, чтоб не ждала.

— Как ты любезен, — хмыкнул Раф.

— Я могу быть еще любезней, — с этими словами Марвин достал из багажника сложенное в несколько раз одеяло и перебросил Рафу. — В самый раз для жарких объятий.

— О чем это он? — зарделась Элла.

— «Abrazo de Amante» переводится как «Объятие любовника». Шутит.

— А-а-а… А название такое почему?

Раф загадочно улыбнулся и повернул ключ в замке зажигания.

— Увидишь.

* * *

Немного проехав, они свернули на проселочную дорогу в сторону гор и неспешно покатились под уклон. Попутно Раф показывал Элле невиданных пичуг, порхавших тут и там.

— Это мот-мот. — Его длинный голубой с отливом хвост подрагивал, как маятник часов. — А вон, на дереве, парочка туканов.

Еще раз повернув, Раф приглушил мотор, и Элла услышала резкий крик обезьянок, которые жеманничали, раскачиваясь в кронах над головой. На одном из цветков возле машины девушка увидела бабочку: на фоне лесного шатра ее кобальтово-синие крылья вспыхивали диковинными самоцветами.

Еще поворот — и Эллу захлестнул восторг. Перед ними открылось небольшое горное озерцо с подводными ключами. Пар клубился над его зеркальной поверхностью, окутывая деревья вокруг прозрачной вуалью. Первобытная девственность этого места рождала какое-то стихийное чувство, древнее, как сами джунгли.

— «Abrazo de Amante», — провозгласил Раф и выключил двигатель.

— Не зря Марвин дал одеяло.

Элла вслед за Рафом вышла из машины. От этого великолепия невозможно было оторваться. Сбросить бы липкую одежду и нырнуть в теплую нерукотворную ванну…

— А искупаться… можно? — почти у самой воды спросила она.

Раф зашел сзади и встал так близко, что Элла почувствовала, как от его дыхания шевелятся волосы.

— Сними блузку, — повелительно сказал он. Зной его тела волной обдал ее спину.

Завороженная кипучими водами, она послушно потянулась к пуговицам, одну за одной расстегивая их. Тонкий батист скользнул вниз, но земли не достиг — Раф подхватил легкую ткань.