«Какой же я идиот! – проклинал себя подполковник. – Это же надо – опять согласился на откровенную авантюру и ребят за собой потянул. Идея была глупее, чем с норвежскими транспортами, – сам это видел и понимал. Но почему-то пошёл. Не налетался ещё? Не навоевался? А ведь знаешь прекрасно, что за глупости всегда приходится платить – и не пошлой цветной бумагой, а жизнью. Только вот у тебя всегда интересно получается: в глупые авантюры лезешь ты, а с жизнью своей расплачиваются другие. И Женя Яровенко, и Беленков – забыл их уже? Теперь вот Лёха Стуколин. Как ты его отцу в глаза посмотришь? Что скажешь? Как оправдаешься? Ведь ясно же было, с самого начала было ясно: Маканин с Фокиным – подлецы и лгуны, каких ещё поискать. И всё же ты снова поверил этому выскочке… этому прощелыге поверил…»

На самом деле Громов отлично понимал, что дело не в «выскочке-прощелыге» Фокине и не в том, что когда-то давным-давно (аж целых два года назад!) трое пилотов из авиационной части 461-13"бис" согласились участвовать в операции «Испаньола», которая, скорее, напоминала грабёж среди бела дня,[34]а потом ещё и подрядились в Антарктиду топить американский авианосец – дело было в том, что шла война, а на войне, случается, убивают. И смерть не различает, кто командир, кто рядовой, кто за кого в ответе, и кто идёт в свой последний бой, а кто рассчитывает вернуться. Но, наверное, Константин Громов действительно был плохим командиром и офицером, потому что считал себя ответственным за ошибки, сделанные совершенно посторонними людьми. Рефлексия в острых ситуациях неуместна, но Громов не мог ничего с собой поделать. Наверное, поэтому он и пошёл в пилотажники, что с юности привык отвечать только за себя. Однако жизнь распорядилась иначе, и теперь уже нельзя сказать, лучше или хуже было бы и самому Громову, и его друзьям, сложись всё по-другому.

Константин провалился ногой в земляную нору и громко, от души, выматерился. Низко над кронами прошёл самолёт, и по знакомому вою двигателей Громов узнал «Як» Лукашевича. Алексей всё ещё держался в воздухе, и это было хорошо.

– Ничего, – пробормотал ободренный небесным явлением Громов. – Мы ещё повоюем.

Слегка прихрамывая, он продолжил свой бег между деревьями. Прошло ещё около двадцати минут, и лес наконец-то стал редеть, уступая место зарослям малины. Перезрелые крупные ягоды на ветвях источали восхитительный аромат, но сейчас было совсем не до них, и Громов прокладывал себе дорогу через малинник, словно бульдозер сквозь песчаный карьер. Потом малинник внезапно кончился, и Константин оказался на открытом пространстве – у самой кромке крестьянского поля, на котором произростала молодая капуста. И на этом поле происходило такое, чего не увидишь и в самом разнузданном американском «фильме катастроф» типа «Аэропорта» или «Воздушной тюрьмы».

Метрах в пятистах, в глубокой борозде, пропаханной собственным брюхом, с креном на правое обломанное при посадке крыло, лежала «Ганза». Входной люк её был открыт; аварийный трап надут и спущен. Под трапом лежал и слабо ворочался в грязи мужик в цивильном – наверное, телохранитель. Ещё дальше – там, где поле пересекала шоссейная дорога, – стоял хоть и тоже с креном, но зато на всех шасси, красавец «Игл»; за ним на стропах болтался тормозной парашют. Неведомый пилот американского истребителя вновь продемонстрировал своё мастерство, посадив эту непростую в управлении машину на неприспособленную для сего действа «полосу». Заметим, что вряд ли ему теперь удастся взлететь, но, наверное, это обстоятельство пилота нисколько не тревожило. Даже с расстояния в километр Громов разглядел, что фонарь кабины «Игла» открыт и внутри никого нет, – следовательно, пилот покинул истребитель, отправившись… Куда отправившись?

Ответ на этот вопрос был получен сразу же. Со стороны «Ганзы» послышались хлёсткие щелчки пистолетных выстрелов, а мужик в цивильном попытался встать, но снова упал у надувного трапа.

В тот же момент все звуки заглушил рёв мощных двигателей. Над полем промелькнула крылатая тень, и Громов увидел, как на вертикальную посадку заходит, развернув сопла, «Як-38» Алексея Лукашевича.

– Давай, Алёша! Давай! – крикнул Громов.

Медлить было нельзя, и, оскальзываясь на капустных кочешках, Константин побежал через поле к «Ганзе».

Когда он добрался до аварийного трапа, Лукашевич посадил штурмовик в сотне метров от самолёта Госсекретаря, остановил двигатели и откинул фонарь. Громов помахал ему рукой. Алексей ответил тем же, демонстрируя, что видит и сейчас присоединится. Тогда Константин вытащил из кобуры пистолет и шагнул к ворочающемуся на земле мужику. Был это высокий плечистый амбал с короткой стрижкой и в представительском костюме – типичный секьюрити. Однако сегодня от него и от его умений зависело очень мало – обе ноги у амбала были прострелены меткими выстрелами, и он истекал кровью.

– You to help?[35]– спросил Громов первое, что ему пришло на ум спросить.

– Go to hell![36]– отозвался телохранитель и закатил глаза.

– Кто это там? – вопросил голос сверху и вполне по-русски.

Громов поднял глаза, и рука его потянулась к пистолету. В проёме открытого люка стоял американский пилот в лётном костюме и в красном защитном шлеме.

– И не думай даже! – крикнул противник, заметив движение Константина.

Пуля ударила в землю в метре от Громова – говорящий по-русски американец демонстрировал, что не шутит.

Константин отступил, подняв пустые руки. А потом вдруг присел и отпрыгнул под прикрытие сломанного крыла. Тут же, впрочем, понял, что это не самое лучшее укрытие – глубоко засевший в чернозёме крыльевой топливный бак дал течь, и теперь земля вокруг пропитывалась авиационным керосином, который, как известно, горит от малейшей искры.

Американский пилот громко хохотнул.

– Ну вы вообще, ребята! – сказал он со смехом, потом голос вновь зазвенел угрозой. – Убирайтесь по добру – я же вижу, вы наши! Чего мне вас калечить?

– Где Госсекретарь США Мадлен Олбрайт? – спросил Громов.

– У меня, – отозвался фальшивый американец. – Только я вам её не отдам. Мне она самому нужна.

Громов оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, где там Лукашевич. Алексей уже бежал к нему на помощь, и Константин взмахами показал ему, чтобы друг пригнулся и заходил с другой стороны. Кажется, Лукашевич понял.

– Что вы собираетесь с ней сделать? – продолжил переговоры Громов; при этом он вытащил ПМ и снял его с предохранителя.

– Задам несколько вопросов, а потом обменяю на что-нибудь полезное.

– С кем вы будете совершать обмен?

– Уж не с тобой. С кем-нибудь поофициальнее и без пистолета. С президентом этой долбанной Литвы, например.