Несколько дней ушло у меня на то, чтобы заставить птицу идти по земле. Наше путешествие несколько замедлилось, но зато мои внутренние органы теперь были в порядке, я мог удержать внутри себя ту скудную пищу, что удавалось добыть в дороге. Несколько раз я обнаруживал гнезда мелких птиц и разорял их — питательный желток поддерживал во мне силы. Кеш с завидной ловкостью отыскивал большие и вкусные семена и ягоды, несколько раз предлагал мне полакомиться древесиной, но я неизменно отказывался.

Путь наш был омрачен проливными дождями, которые, начавшись, уже больше не прекращались. Вода лилась с неба нескончаемыми потоками. Моя монашеская одежда превратилась в мокрые тряпки, облепившие тело. Кеш отряхивался время от времени, и тогда я едва не слетал с его сильного загривка, а брызги от пахнувших птицей перьев летели мне прямо в лицо. Во время одного из таких встряхиваний я выронил карту брата Жарреро. Мне пришлось заставить Кеша вернуться. Полдня я прочесывал местность и наконец нашел пергамент с нанесенными на него ориентирами… За то время, что я искал ее, карта сильно отсырела, некоторые названия расплылись, но в целом чернила оказались очень стойкими, так что она могла бы послужить мне. Но, к сожалению, карта теперь представляла для меня куда меньшую ценность, потому что, сбившись с пути, я забрел за пределы тех мест, которые были изображены на ней…

Родственников Кеша мы не встретили. Другие птицы в лесу были совсем небольшого размера: самая крупная — с ладонь.

Мне представилось, что мой спутник — странный каприз природы. Впоследствии мне суждено было убедиться, что это не так.

Первыми, кто заметил меня и Кеша, были несколько мальчишек, болтавшихся на лианах у самой опушки леса. Увидев нас, они здорово струхнули. Всадник, заросший темной спутанной бородой, с гривой почти черных волос, рассыпавшихся по плечам, и диковинная птица яркой расцветки, чей клюв угрожающе пощелкивал, заставили их сорваться с места и броситься прочь с криками ужаса. Этим они здорово меня позабавили. Я дал Кешу указание прибавить ходу, и очень скоро моему взору предстала уютная маленькая деревушка. Одноэтажные мазанки с соломенными крышами и деревянными крылечками стояли вразнобой. Между ним пролегала хорошо утоптанная дорога.

Проехав по ней недалеко вперед, покачиваясь на спине гигантской птицы, я вдруг услышал настойчивые удары колокола и невольно обернулся. На небольшой часовенке женщина в темных одеждах била в набат, с силой дергая длинный темный язык колокола. Похожее, она возвещала о моем прибытии. Это насторожило меня.

Люди встретили мое появление как-то странно. Они выходили навстречу, прижимали ладони к груди, начинали кланяться, старались заглянуть в мою немытую и заросшую физиономию.

Я дернул за оперение шеи, и птица остановилась. Ловко спрыгнув на землю, я поправил капюшон монашеской рясы. Он соскользнул мне на голову и несколько испортил эффектное приземление.

— Привет вам! — выкрикнул я. — Жак — мое имя!

Но местные жители и не думали представляться. Они продолжали кланяться и держались от меня на почтительном расстоянии. Люди выходили из домов медленно и, как мне показалось, с некоторым опасением. В толпе, которая все прибывала, я заприметил парочку весьма симпатичных селянок. Их поклоны, адресованные мне, внушали некоторые надежды на приятное времяпровождение. Выделялся своей мощной фигурой также деревенский староста, бормотавший приветствия.

Женщина, бившая в колокол, наконец спустилась. Расталкивая людей, она пробиралась ко мне. Вблизи на ее лице я рассмотрел разноцветные татуировки: узор из магических символов — следы причудливых древних верований.

Она упала на колени. Приятно, конечно, но даже мне показалось, что это уж чересчур.

— О посланник богов! — выкрикнула татуированная на смутно знакомом наречии, глядя на меня совершенно безумными глазами. — Как давно мы ждем тебя… и вот ты наконец среди нас…

— Хм, — смутился я, — давно ждете? Действительно, и вот я среди вас…

Следом за странной татуированной женщиной прочие мужчины и женщины тоже стали преклонять колени. Они протягивали ко мне руки и что-то гортанно выкрикивали. Должно быть, это были обращения к посланцу богов.

— Ладно, ладно, будет вам, — с приятным чувством в сердце принялся я поднимать их на ноги, — я тоже очень рад, но не до такой же степени…

— Священная птица, — различил я один из голосов и обернулся к своему пернатому приятелю.

«Ну да, животному посланца богов следовало быть сосудом святости».

Когда приветственная лихорадка потихоньку стала спадать, местные жители занялись более полезными делами. Сначала меня плотно накормили, а потом устроили на ночлег в одном из глиняных домиков. Кешу досталось место в конюшне. Селяне притащили ему бочку грецких орехов, и он принялся с наслаждением их разгрызать, оглушительно щелкая клювом.

Потом все удалились, оставив меня наедине с татуированной женщиной. Помещение было довольно темным, таким же, как это лесное племя. Свет из маленького окошка с трудом мог пробиться через мутный бычий пузырь. Мы стояли напротив и пристально смотрели друг другу в глаза. В доме, да и во всей деревне царила подозрительная тишина. Складывалось впечатление, что жители деревни вдруг затаили дыхание и ожидают чего-то.

Я мерил комнату шагами. А потом решил выяснить, что же здесь, черт возьми, происходит.

— Эй, — довольно грубо сказал я, — что, так и будем стоять и пялиться?

— Я не понимаю тебя…

— Просто скажи, с чего вы взяли, что я посланник богов?

Мы говорили на разных диалектах, и она вполне могла заплутать в паутине моих лингвистических конструкций. Я тоже не слишком хорошо понимал их речь. Она и другие селяне говорили на наречии Катара, но странно измененном, напоминающем чем-то язык Тура. Смешение диалектов невозможно было бы понять, не познакомься я во времена своего бурного детства с целой лексической системой языков, в том числе старокатарским праязыком. Она вдруг бегло начала говорить, гортанные звуки чередовались с длинными гласными, следующими одна за другой, иногда она помогала себе жестами — чувствовала, что я понимаю не все из сказанного. Я с большим трудом, но все же смог расшифровать речь жрицы.

По ее словам выходило, что я посланник, чье появление было предсказано в их ведических книгах еще в стародавние времена. Она проникновенно говорила о пришествии того, кого их книги называли Спаситель. Спасителем, по их мнению, был, надо думать, я. Согласно ведическому тексту, этот некто должен был явиться в трудный час на диковинной птице и избавить поселение от ужасного духа зла. Что это за дух и как я должен был их от него избавить, слушать я отказался. Раздраженно ходил из стороны в сторону и яростно бормотал себе под нос, что меня мало волнуют проблемы местных жителей. В книге упоминалось, что Спаситель будет странствующим монахом. На мне было одеяние монаха, но душа моя была черна, и я вовсе не планировал изгонять духов и кого бы то ни было из их привычной среды обитания. Меня любые злые духи вполне устраивали. Мысли проносились в моей голове со скоростью ветра. А что, если посланником должен был стать брат Жарреро и именно ему надлежало встретить в лесу птицу, подружиться с ней и явиться в эту деревню, если бы один из братьев-людоедов не сцапал монаха и тем самым не уничтожил древнее предсказание. Эти измышления представлялись мне вполне реальными. А может быть, брат Ариоро должен был оказаться на моем месте?