убеждениями и принципами значительной части своих подданных. Далее он заверил, что приложит все силы, чтобы избежать возможных осложнений и даже волнений. Виктория ответила весьма холодно. К тому времени она и принц Альберт уверовали в необходимости свободы торговли. Вскоре жёсткая позиция Стэнли стала известна широкой публике. Толпы собирались около его поместья в Наузли и устраивали митинги. В окна дома полетели камни. Многие старые друзья отвернулись от него, а его авторитет и влияние в политике были подорваны. Он признавался, что чувствует себя очень одиноким. Однако даже рискуя своей популярностью и карьерой, Стэнли не мог и не хотел отказаться от того, во что верил. Поскольку сам он находился в палате лордов, то не смог организовать оппозицию или партию в палате общин, а Веллингтон в конце концов смирился с неизбежным и даже пытался примирить Стэнли с премьер-министром. Позднее лорд Стэнли признавался, что больше всего он опасался тогда именно примирительной политики «железного герцога» и того, что ради единства партии придётся отойти от своих принципов. Его коллега Кемпбелл полагал, что если бы Стэнли остался в палате общин, ему бы удалось создать сплоченную оппозицию и «победить в те суровые дни»[90].

25 мая 1846 года лорд Эдвард выступил с трёхчасовой речью в палате лордов. В ней он коснулся наиболее опасных последствий предлагаемых правительством мер. Он обратил внимание на то, что Британия станет зависимой от импорта и это создаст угрозу её экономике, что связи с такими колониями, как Австралия и Канада, заметно пострадают, что, наконец, отмена «хлебных законов» нанёсёт удар не только и не столько по высшим классам, сколько по сельскому хозяйству в целом. Он коснулся своей критикой в основном Лиги отмены «хлебных законов», а Пиля старался обойти стороной. Речь имела успех, но не последствия. В то время страна словно раскололась. Обычная для Британии политическая корректность была забыта. Герцог Ньюкасл поссорился со своим сыном и примирился с ним лишь на смертном одре, премьер-министр и его единомышленники лишились многих старых друзей, а дуэли между самым ярым противником Пиля в палате общин Дизраэли и братом сэра Роберта Джонатаном удалось избежать лишь благодаря ошибке последнего. Стэнли отмечал в августе 1846 года: «У нас нет лидера в палате общин, который бы в настоящих трудных условиях проводил бы осторожную политическую линию, или чьё влияние действовало бы успокаивающе на горячие головы его сторонников. Я действительно с грустью смотрю на будущий созыв сессии парламента; с учетом баланса сил, думаю, чем скорее его распустят, тем лучше. Я буду делать все, что смогу, чтобы закрыть новые источники возбуждения, которые появляются, но это очень трудно»[91].

В конечном итоге сторонники ввозных пошлин — протекционисты — организовались в партию. Их лидером в палате общин стал лорд Джордж Бентинк, за которым скрывалась яркая фигура Дизраэли. В верхней палате протекционисты объединились вокруг Стэнли. Летом 1846 года лидерство Стэнли было признано в обеих палатах.

Положение лорда Стэнли было не из лёгких. Все талантливые члены партии ушли с Пилем. Лорд Бентинк был известным лошадником, в палате общин пользовался авторитетом именно в этом качестве. Дизраэли показал свои таланты и упорство, но его мало кто воспринимал тогда всерьёз, а Стэнли просто не терпел. Когда лорд Лидхёрст предпринял шаги для восстановления единства партии, он натолкнулся на гневную отповедь Бентинка и ледяную холодность Стэнли. Грэхем, один из лидеров пиллитов, сказал, что он не имеет обиды на вигов, но не может простить тех консерваторов, которые свергли правительство Пиля, и с этими личностями он никогда не объединится. «Я обнаружил себя в положении скорее наблюдателя, чем оппозиционера правительству, которому я просто не верю, — писал Стэнли. — Я неспособен увеличить число наших сторонников»[92].

В конце 1846 года Бентинк отправился в поместье Стэнли в Наузли, чтобы выработать совместный план действий. Лидер протекционистов считал, что скоро свободная торговля дискредитирует себя и это откроет путь к власти. Бентинк сказал, что протекционисты в палате общин настолько дезорганизованы и деморализованы, что он не знает, сколько человек будут с ним сотрудничать и признают его лидерство. Он просил «своего благородного друга» вернуться в Лондон к началу сессии. Разговор пошёл по пути взаимных обвинений и упреков. Лишь под влиянием Дизраэли оба аристократа помирились и извинились. Однако и после этого лорд Бентинк встречал многие советы своего лидера с усмешкой и насмешкой, хотя политический опыт обоих был просто несоразмерим. Бентинк был практически новичком. Он не интересовался политикой и был членом парламента по традиции. Он был некудышним оратором, путался и заикался, переходя на жаргон жокеев. По одному из вопросов лорд Бентинк вспылил и ушёл в отставку с поста лидера. Вскоре его организм, не приученный к долгим заседаниям палаты и кропотливой работе над документами, дал сбой. Он умер от паралича сердца. Был создан триумвират из лорда Гренби, Герриса и Дизраэли. Последний был самым ярким из них. Однако Стэнли не любил его и не доверял. Говорят, как-то в клубе он сказал: «Если этот негодяй войдёт, я уйду»[93].

Постепенно его антипатия к Дизраэли исчезла. Он готов был признать в нем некоторые таланты и даже, пожалуй, порядочность, а заслуги его в деле борьбы против Пиля не вызывали сомнений. В конечном счёте Стэнли согласился после долгих колебаний пообедать с Дизраэли и обсудить с ним партийные проблемы. Беседа, к удивлению обеих сторон, прошла удовлетворительно. Мало-помалу заслуги Дизраэли были признаны, после долгих перипетий к 1849 году Стэнли согласился видеть его лидером оппозиции в палате общин. Долгая возня вокруг этого вопроса была завершена. Отношения между лидерами тори изменились. Стэнли стал доверять своему коллеге и в сложные минуты прикрывать его своим влиянием. Дизраэли, в свою очередь, признавал заслуги своего лидера, советовался с ним и информировал о всех шагах в политике. Стэнли не был диктатором по характеру. Его больше устраивал компромисс и согласие внутри партии. В итоге их совместной работы, отмечает У. Джонс, консервативная партия являла образец единства и дисциплины на фоне раскола и разброда в других фракциях, это позволило восстановить её влияние в обществе[94].

Однако мрачное видение будущего партии тори и пессимзм не покидали лорда Стэнли. «Боюсь, что я нахожусь именно в том положении, что и Кассандра, — писал он с горечью Крокеру, — пытаясь пробудить джентльменов этой страны от апатии, которая разрушает их. Поражения и потери ухудшают их состояние и угнетают их дух. Они не хотят и не могут сделать денежное пожертвование и найти применение тому,