Разумеется, он заблуждался.

Дело здесь было вовсе не в мыслительной волне. Суть была единственно в силе воли. У Найла на миг появился соблазн растолковать, что к чему, но затем он решил, что сейчас не время и не место.

В полумили от города дорога делала изгиб, с которого открывался вид на невероятных размеров ямину в земле, где-то миля в ширину и четверть мили вглубь. Просто голова кругом.

– Что это?

– Старый мраморный карьер.

– Кто его вырыл?

– Люди. – Доггинз подмигнул.

В вертикальном срезе различались слои геологических отложений; самый широкий – верхний – того же цвета, что и дорога под ногами. Это и был, очевидно, источник материала для строительства дороги.

Дорога полого сходила вниз, пестрым потоком струились по ней идущие люди и жуки-бомбардиры.

На дне карьера виднелись десятки разноцветных палаток, из которых особо выделялся размером шатер в зеленую и белую полоску.

Найл расслышал еще и звуки, от которых сердце встрепенулось с неожиданной радостью – бравый звук духовых инструментов; кто-то наигрывал в унисон.

Путь на дно карьера занял полчаса. После выпавшего прошлой ночью дождя все еще стояло множество больших луж; через них, заливаясь смехом, прыгали дети, обдавая друг друга фонтанами брызг.

Другие ребятишки глазели на кривляния клоунов. Из разноцветных палаток и будок исходили соблазнительные запахи еды, леденцов из жженого сахара. Музыканты, облаченные в ярко-красные тоги с желтыми поясами, стояли на эстраде – каменной платформе, а амфитеатр за ними усиливал звук, будто мощный упор.

В этой части карьера находились плотно пригнанные друг к другу зрительские места – около тысячи, – над которыми возвышался прозрачный купол наподобие пузыря, с зелеными крапинками. Доггинз сказал:

– Если хочешь как следует разглядеть, что будет на сцене во время представления, подыщи себе место в верхнем ряду. Начало где-то через полчаса. А я пошел: дела.

– Спасибо. – Найлу не терпелось посмотреть, что же там на сцене. Однако через минуту Доггинз возвратился.

– Беда, – тихо и тревожно сказал он. Найл повел глазами в ту сторону, откуда сейчас подошел Доггинз, и сердце обмерло. Среди спускающихся по склону четко выделялась компания женщин с обнаженной грудью. Сомнений не было: служительницы.

На одну минуту Найла охватил безотчетный страх.

– Думаешь, это за мной?

– Нет. Они часто приходят сюда на праздник Грохота.

– Что мне делать?

– Не паникуй. Не думаю, что они тебя узнают. Ты для них обыкновенный раб. Но лучше держись от глаз подальше. – Он указал на полосатый шатер возле эстрады. – Там рабы вкалывают, увидишь. Мостига ты уже знаешь (тот, лысый, ты видел его утром). Пойди и спроси, чем можешь пригодиться.

Найл вошел в балаган и растерялся, такая там царила суматоха. Основную часть пола занимали затейливые декорации: остров, на нем деревья. Над разрисованными голубыми волнами возвышался корабль на якоре, а по близости в море впадал ручей.

На берегу стояли соломенные хижины дикарей-островитян, а вокруг котла с несчастного вида матросом внутри заходился в пляске знахарь-колдун, у которого на шее болтался амулет с черепами.

Найл определил, что и знахарь, и остров сделаны из дерева и папьемаше, которые до сих пор усердно размалевывали подмастерья, ползая по сцене.

Задняя стенка шатра выходила непосредственно на стену карьера.

Найл разглядел, что держится она за счет хитросплетения веревок, блоков и шкивов.

Сразу за шатром на стене карьера находилась искусственная пещера, перед которой рабы разгружали подводу с бочонками.

Лысоголовый, усталый и вконец издерганный, пытался, судя по всему, заправлять разом и вся.

На вопрос Найла, какая помощь требуется, он лишь раздраженно фыркнул:

– Катись отсюда и не мешай! Но тотчас узнал юношу и воскликнул сердито:

– А, это ты! Ничего, вот уж второй час как без тебя обходимся. Ты где шатался?

– Находился в распоряжении Доггинза.

– Ну что тогда, давай, гоняй рабов. На вот, возьми-ка, пригодится. – Он протянул Найлу хлыст.

Юноша пробрался в пещеру.

Ее покатые стены вдавались глубоко в толщу породы.

Все пространство от пола до потолка было забито деревянными бочонками и ящиками с фитилями и запалами.

Один из бочонков валялся разбитый на полу, возле него скреб пол совершенно непригодной для этого метлой косоглазый придурок.

Найл сразу же уяснил: проблема не в том, что рабы медленно возятся, а, наоборот, в том, что носятся слишком быстро.

Атмосфера праздника их сильно возбуждала, и они мельтешили, как ошалевшие муравьи, катя бочонки, волоча сундуки, забывая затем, куда их девать и бросая прямо на дороге, где на них натыкались другие.

Рыжий паренек с шишковидными коленями – очевидно, помощник лысого – изо всех сил старался их контролировать, но до него самого, видно, уже дошло, что это совершенно бесполезно.

Найл огляделся и смекнул, что надо делать. Рабов он разбил на тройки и каждой поставил определенную задачу. Для вида помахивал и хлыстом, но в этом, по сути, не было необходимости.

Рабы реагировали на мысленные приказы с четкостью, напоминающей клейковидных мушек.

Одна бригада подносила бочонки из глубины пещеры, другая грузила их на небольшие тачки, третья вкатывала в шатер. Там подмастерья, подхватив, определяли их в полое место под «островом».

Работа была сделана за четверть часа, и лысый стал посматривать на Найла по-иному, с уважением.

Когда Найл спросил, что делать дальше, тот ответил:

– Просто держи этих чертяк в сторонке, пока не подготовимся к началу.

Тут спереди в шатер вошел Доггинз; Найл по забывчивости махнул, но тот в ответ только сердито скривился и качнул досадливо головой.

Через секунду Найл понял, почему. Через вход одна за другой прошли человек пять служительниц, и впереди всех Одина.

К счастью, она была увлечена разговором и в сторону Найла не смотрела.

Юноша отвернулся и заспешил к заднему выходу.

Пороховой погреб был теперь пуст; расколотый бочонок так и валялся посреди пола, вокруг тонким сдоем стелился серый порох. Найл прошел мимо него в глубину пещеры. Здесь стояла приятная прохлада, влажно пахло грибами.

Приятно было после суматохи шатра дать телу отдых. Найл облюбовал уголок за нагромождением бочонков и присел на ящик с запалами.

Через несколько секунд он утомленно закрыл глаза и, чувствуя дремоту, приложился затылком к стене.