В течение последующих нескольких дней мой новый помощник решал одну проблему за другой. Я благодарил судьбу за то, что Зохра сбежала. Тот, кто пришел ей на смену, работал гораздо эффективнее. Вообще Камаль вел себя со мной очень официально, всегда называл меня «мистер», и выглядел расстроенным, когда рабочий день подходил к концу.

— Работать по-настоящему я научился в Америке, — сказал он однажды. — Там люди стараются. Они не сидят на месте, не ищут оправданий, не жалеют себя и не пьют целыми днями мятный чай. В Соединенных Штатах если ты упорно трудишься, то можешь заработать неплохие деньги и, — добавил он, — и уважение.

Но я все равно не верил, что такое может продлиться долго. Подобный энтузиазм недолговечен.

Как-то раз мы ехали с ним в такси и застряли в пробке в Касабланке. Я спросил Камаля, что послужило главной причиной его отъезда в Соединенные Штаты. Некоторое время он молча смотрел на дорогу, а затем глубоко вздохнул и сказал:

— Произошла авария. С очень трагическим концом. Моя мать и маленькая сестра ехали по Испании, и в их машину врезался грузовик. Они обе умерли — сначала мать, а несколькими днями позже — сестра.

Я выразил свое сочувствие.

— Когда отец сообщил мне об этом, — продолжил Камаль, — я не плакал. Я вообще никак не мог отреагировать, я онемел.

— Когда это случилось?

— Девять лет назад.

— И после этого вы уехали в Штаты?

— Моя семья перестала существовать, — сказал он, — ибо лишилась своего сердца. Я не знал ни слова по-английски, но мне нужно было уехать. Поэтому я купил билет на самолет до Джорджии — родины южного гостеприимства.

Снова пошел дождь, а рабочие, которых прислал Мохаммед-архитектор, лениво передвигались по дому, словно сонные мухи. Каждый раз, проходя через главное здание, я испытывал ужас. Там ничего не менялось. Полы так и оставались вскрытыми, а двери — снятыми с петель; электрические выключатели были раскручены, а провода свисали с потолка и стен, как бы выразительно указывая на хаос под собой. Только половина арок была закончена, и честно говоря, было не похоже, что и остальные когда-нибудь тоже доведут до ума.

Время от времени, когда я пробегал через гостиную, закрыв глаза ладонями, прораб останавливал меня, прикладывался губами к моим щекам и насильно пожимал мне правую руку.

Когда Камаль увидел, как этот старик приветствовал меня, он рявкнул ему что-то на арабском.

— Он всего лишь хочет показать свое дружелюбие, — сказал я снисходительно.

— Он всего лишь хочет получить от вас денег, — резко возразил Камаль. — На следующей неделе начинается священный месяц Рамадан. Старик надеется, что вы оцените его пресмыкательство и щедро его вознаградите.

Камаль поинтересовался, что представляет собой архитектор. Я ответил, что Мохаммед — добрый человек, любящий хорошие кубинские сигары.

— Не платите ему пока никаких денег, — предостерег меня помощник.

— Но я уже заплатил ему за все вперед, — растерянно пробормотал я. — Он так попросил.

— А этот Мохаммед дал вам какую-нибудь расписку?

— Нет, я перечислил деньги на его парижский счет.

Камаль закатил глаза.

— Марокканцу можно платить вперед только в одном случае — если вы хотите увидеть его затылок.

В прежние времена, еще до переезда в Касабланку, главной темой моих размышлений в утренней ванне было, как бы побыстрее отчалить от английского берега. Мне нравилось подолгу мокнуть в ванне и размышлять о жизни, регулируя кран с горячей водой большим пальцем ноги. Теперь, когда великий побег уже был совершен, мне требовалась ванна, в которой я мог бы вымачивать себя долго и упорно, размышляя при этом о будущем. Она должна была быть просторной, красивой и созданной в то время, когда люди ценили роскошь утренних омовений.

Когда я поинтересовался у Камаля, где можно купить антикварную ванну, он обещал сводить меня в лучший салон в городе. Я предположил, что салон этот находится в Маарифе.

Но Камаль сморщил нос и сказал:

— Маариф — это для шлюх.

Прежде чем отправиться в поход за ванной, я попросил Камаля взглянуть на наш неисправный корейский джип. Он стоял в гараже с того времени, как сломался двигатель. Камаль открыл капот и осмотрел механизм, после чего ознакомился с документами и проверил пробег. Затем он послал за механиком. И вскоре у нас в гараже появился хорошо сложенный мужчина с темными злыми глазами и неряшливой седой бородой. Он был одет в комбинезон настолько замасленный, что я затрудняюсь определить, какого он был изначально цвета.

— Марокканские автомеханики — это самые опасные бандиты на целом свете, — сказал Камаль. — Большинство из них убьет вас не задумываясь.

— И что, неужели у вас все механики такие?

Камаль закурил сигарету и кивнул, окутав себя облаком дыма.

— Все, — подтвердил он. — Все, за исключением одного.

Он указал горящим концом сигареты на человека со злыми глазами.

— Вот, Хуссейн — единственный из них, кому можно доверять.

— А как вы нашли его?

— Он проигрался в карты в пух и прах, и его семье пришлось бы голодать, не устрой мой отец его на работу. От Хуссейна можно не ожидать удара ножом в спину.

Пока злые глаза Хуссейна изучали двигатель, я спросил у Камаля, с какой стати марокканским автомеханикам коварно убивать своих клиентов.

— О, для этого особых причин не нужно, — сказал Камаль многозначительно. — Повод может быть какой угодно: один позавидует тому, что вы его богаче, другой затаит обиду против кого-нибудь из вашей семьи. Если такое случается, жди беды.

— Какой беды?

— Вы небось думаете, что Касабланка стала современной из-за всех этих разговоров на модные темы и шикарных автомобилей? Ничего подобного! За ярким фасадом скрывается первобытная Африка, племенные предрассудки! Никогда не забывайте об этом. Стоит только сделать один неверный шаг, и эти предрассудки тут как тут.

Я подумал, что предостережение Камаля не лишено смысла.

Тем временем механик закончил осмотр. Он скосил свои темные глаза на Камаля и сказал несколько слов по-арабски.

— Я так и думал, — вздохнул тот.

— Что такое?

— Двигатель на машине — не родной. Этому джипу три года, а хламу под капотом — лет десять, и к бабушке не ходи. Куда вы только смотрели? Последний владелец продал двигатель на сторону за приличные деньги, а вам всучил груду металлолома.

Он закурил сигарету и глубоко затянулся.

— Это классическая замена двигателя.

— Замена двигателя?

— Ну да. Это старый трюк.

Жизнь в Соединенных Штатах здорово изменила Камаля. И когда он вернулся в Марокко за несколько месяцев до второго конфликта в Персидском заливе, ему пришлось вновь возвращаться к старым привычкам. В Штатах он привык делать все быстро и эффективно: быстро двигаться, оперативно договариваться, заниматься несколькими вопросами одновременно, а здесь, в Марокко, жизнь шла по инерции, как это было уже тысячи лет. Даже мне стало ясно, что здесь для того, чтобы сдвинуть что-то с места, нужно долго упираться в это, как бык рогами, иначе ничего сделано не будет. И даже если вы в течение дня настойчиво занимались чем-то и проблем вроде бы не наблюдалось, все равно ни в коем случае не следовало терять бдительность.