И никого рядом для того, чтобы ободрить, вдохнуть энергию в эту высокую вялую девицу, не способную принять решение, движимую чувствами и более оскорбленную рассказами об изменах, чем свержением себя с трона. Кроме того что она стала жертвой для заклания, современной Ифигинеей, она позволила отдать себя замуж, а потом освободить себя от мужа. Как сказал Шварценберг, политика поломала то, что политика же и построила. Это – не результат однодневной работы: она еще около года боролась против всей ополчившейся против нее Европы, использовавшей все средства для того, чтобы победить сердце этой девушки. Гордыня, тщеславие, ревность, зависть – все было использовано для этого, и победа была достигнута только тогда, когда ее заставили тем или иным способом заменить одну любовь на другую, когда благочестивый император Австрии был вынужден принудить свою дочь пойти на публичную измену мужу. И только тогда монархическая Европа смогла зааплодировать, а наградой за супружескую неверность стало предоставление изменнице трона»43.

Именно над этой супружеской изменой Талейран, зная пылкий характер императрицы, и работал с ловкостью законченного интригана.

В Рамбуйе, в Гросбуа, где она остановилась 25 апреля, чтобы попрощаться с отцом, в Труа, в Шатильон-сюр-Сен, где она совершила остановку 27 апреля, он окружил ее очень симпатичными офицерами. А самый высокий, самый белокурый из этих молодых людей постоянно стоял на часах у двери ее спальни.

Но Мария-Луиза, хотя ее и угнетала потребность утолить жар любви, все еще любила Наполеона и отважно отбрасывала всякую мысль о том, чтобы ему изменить.

В Дижоне, куда она прибыла 28 апреля, агенты Талейрана все же добились своего… Они организовали оргию неподалеку от дома, где остановилась императрица, для того, чтобы шум оргии доносился до ее открытых окон.

Трем молодым дижонкам было поручено пожертвовать остатками добродетели во имя политических амбиций князя де Беневана.

«Эти три шлюшки, – сообщает нам “Скандальная хроника времен Реставрации”, – собрались вместе с двумя кучерами и сыном булочника, славившимся тем, что мог шесть или семь раз кряду удовлетворить дам, не проявляя при этом ни малейшего признака усталости.

Они обосновались в одном из залов трактира и начали заниматься распутством во всю силу их молодых лет.

Подчиняясь отданным им приказам, они не ограничились только простым совокуплением, но громко и в крепких выражениях комментировали каждый из своих жестов…

Таким образом, в тишине ночи раздавались слова, шедшие вразрез с честным поведением. Вылетая из окна, эти речи перелетали через улицу и достигали чутких ушей Марии-Луизы…

Бедняжка вскоре дошла до такого возбуждения, что ногти ее начали рвать простыни подобно тому, как это делают кошки в период любви, а тело ее начало конвульсивно дергаться, словно бы она уже была во власти самых пленительных игр…

К полуночи сцены, проходившие в зале трактира, стали еще более сложными. Комментарии стали высказываться словами, выражениями и образами такой смелости, что Мария-Луиза не смогла больше терпеть. Соскочив с кровати в одной ночной рубашке, она приоткрыла дверь своей спальни, окликнула красавца, дежурившего в коридоре, и быстро впустила его к себе…»

Спустя три дня несколько успокоенная императрица переправилась на ту сторону Рейна…

А пока подталкиваемая Талейраном Мария-Луиза в первый раз изменяла – если верить «Скандальной хронике» – Наполеону, Жозефина, которую вдруг тронуло несчастье, приключившееся с императором, писала ему вот такое нежное послание:

«Сир, только сегодня я смогла просчитать всю глубину несчастья от того, что закон оборвал наш с Вами союз; я страдаю от того, что являюсь всего лишь Вашим другом, которому остается только страдать перед лицом столь неожиданно свалившегося на Вас несчастья.

Мне жаль Вас не от того, что Вы потеряли трон; я по опыту своему знаю, что с этим можно смириться… Вам должно быть горько от неблагодарности и предательства друзей, на которых вы могли бы рассчитывать! Ах, сир! Почему я не могу прилететь к Вам для того, чтобы уверить Вас в том, что ссылка может запугать только простые души и что, не уменьшая искренней привязанности, несчастье придает ему новые силы.

В тот момент, когда Вы уезжали из Франции, я была готова последовать за Вами, посвятить Вам остаток жизни, которую Вы так долго украшали. Меня удержала от этого единственная причина, и Вы догадываетесь, о чем идет речь. Если я узнаю о том, что вопреки всему я – единственная, кто желает выполнить свой долг, ничто не сможет меня удержать, и я приеду в то единственное место, где я отныне смогу познать счастье, поскольку я смогу утешить Вас, такого одинокого и несчастного.

Скажите только слово, и я выезжаю…»

Но Наполеон этого слова не сказал. Он слишком сильно любил Марию-Луизу, которую, вопреки всем доводам разума, ждал к себе, на остров Эльба, и для которой он с чисто ребяческим восторгом готовил шикарные апартаменты, магические фонари и фейерверк…

Бойтесь любви великих мира сего.

Народная мудрость

Сразу же по прибытии в Париж Александр, сильно заинтересованный восторженными рассказами Фредерика-Людовика Мекленбург-Шверинского, бывшего любовника Жозефины, попросил, чтобы его приняли в Мальмезоне.

Ему было бы приятно прибавить к победе коалиции над Францией маленькую личную победу над бывшей женой Наполеона.

Креолка, знавшая о том, что все парижанки были без ума от российского императора, без колебаний согласилась встретиться с ним.

Спустя два дня слуга объявил ей о визите царя. Она поспешила в салон, увидела этого красивого белокурого кавалера с голубыми глазами и, как говорят, «почувствовала горение в чувственных местах»… И, позабыв о том, что имеет дело с победителем Наполеона, она пустила в ход все средства соблазнения, которыми она располагала.

Спустя полчаса Александр был покорен и готов прогнать из Франции Бурбонов для того, чтобы вернуть трон Жозефине…

Они отправились вдвоем бок о бок, как нежные друзья, прогуляться в парк. На одном из поворотов аллеи они встретили Гортензию с ее детьми.

– Вот моя дочь и мои внуки, – сказала Жозефина царю. – Рекомендую их вам.

Александр бросил взгляд на бывшую королеву Голландии, старавшуюся остаться спокойной перед столь красивым мужчиной, и почувствовал желание сменить предмет поклонения…

– С этого дня, – пылко произнес он, – они находятся под моим покровительством. – Затем, поклонившись Гортензии, добавил: – Что я могу для вас сделать?

Жозефина, как старая кокотка, обладала душой сводницы; она отошла в сторону, оставив дочь и царя наедине. Когда она снова присоединилась к ним, Александр обещал Гортензии герцогство…