– Нашел, ведьма еще та будет. Сейчас схожу к ней домой: сирота она, у тетки живет, сговорюсь – или пусть к нам едут всем скопом, или пусть девку к Мотре отпустит. Как сговорюсь, так и вернусь. Она недалече живет.

– Ты ж гляди, добре ее проверь, со всех сторон, чтобы ошибки не вышло, – посоветовал мне Сулим, вызвав дружный смех у всех, кто его слышал.

– Иди проверяй, утром расскажешь, только базар не проспи: девку проверять тяжко дюже, – вынес вердикт Иван.

Ладно, главное, что разрешили, а здоровый смех, говорят, жизнь продлевает. Тут, правда, все от многих факторов зависит – может такое случиться, что и укоротит. Раздумывая над проблемами геронтологии, нахлобучив шерстяной подшлемник, а сверху шлем, прихватив по дороге корзинку со снедью, вышел на крыльцо. Меня уже ждали. Бросив неодобрительный взгляд, задрав нос, она пошла по какой-то тропинке, огибающей ближайшие строения. Двигались мы в направлении, перпендикулярном основной дороге, где располагалось небольшое селение из десяти хат.

Уже стемнело, но мою юную ведьму ждали: в хате горела лучина, отбрасывая зловещие тени на бычий пузырь, которым было затянуто окно. Хата была довольно большой, имела два окна, значит, кухня и комната раздельные. Несмотря на позднее время, входные двери были незаперты. Снявши в сенях наброшенный на плечи кожух, она вошла в кухню, следом за ней я, держа в руках шлем с подшлемником. В углу горела лампадка перед каким-то образком, но девка не обратила на икону никакого внимания. Из комнаты вышла простоволосая, одетая в одну рубаху молодая женщина. Не замечая меня (или делая вид, что не замечает), стоящего в тени, возле дверей в сени, она сразу начала командовать:

– Ждана, бегом в баню, пока теплая, потом вечерять будешь.

– У нас гости, Любава: молодой боярин с тобой потолковать хочет.

Меня удивила ее реакция: не вздрогнув, не пытаясь одеться или прикрыть волосы, ничуть не смутившись, она сразу обратилась ко мне:

– Чего застыл у дверей, боярин? Проходи, гостем будешь, садись на лавку.

– Добрый вечер, хозяюшка, пусть обминут беды и злыдни ваш дом стороной. Извини, что так поздно тревожу, да дело больно важное, а мне завтра в дорогу. Прими гостинцев моих, не побрезгуй.

– Невместно нам боярской милостыней брезговать. – Ее тон и поведение совершенно не соответствовали словам, но я решил не обращать на это внимания.

Подойдя к ней и передав ей корзину, я неосторожно встретился с ней взглядом и сразу утонул в ее глазах. Сперва застыло мое сердце – мне казалось, предо мной моя Любка, совсем молодая, такая, как я ее помню, затем остатки сознания робко обратили внимание на несоответствия, но глаза, эти глаза темного золота вперемешку с каштаном, – в них хотелось утонуть, погружаясь с головой. Если Ждана насильно держала твой взгляд, демонстрируя свою власть над тобой, то тут ты сам сдавался и признавал свое поражение.

Выручил меня Богдан – воистину дети невосприимчивы к гипнозу, он встряхнул мое сознание, видно встревожившись, почему я впал в ступор. Да, гипнозом семейка владела – Мессингу у них стажироваться младшим учеником. Любава удивленно смотрела на меня – видно, не ожидала уже, что выплыву из ее власти. Взяв себя в руки, начал рассказывать, зачем пришел:

– Сказывал я уже Ждане, племяннице твоей: не бояре мы, а казаки, живем за Киевом на землях вольных. Живет с нами знахарка знатная, да что там знахарка – не знахарка, а ведунья, тетка Мотря. Месяца не прошло, как спасла она меня от смерти, Пропастницу с меня выгнала. Ищет ученицу она – и меня просила ей ученицу искать. Как увидел я племянницу твою, понял: ее это судьба, нужно ей к Мотре ехать, в ученицы. А как тебя увидел, подивился – неужто вместо одной двух учениц Мотре привезу?

– Иди мыться, Ждана, а мы пока с казаком потолкуем.

Ждана, молча взяв чистое исподнее, кресало, выскользнула из комнаты. Любава накрыла на стол, разложив то, что я принес, в глиняные тарелки, и поставила на стол три кружки. Налив в них вина из кувшина с узким горлом, она подняла свою кружку:

– Давай выпьем за встречу, казак. Ты ее ждал, Ждана ее ждала, раз тебя в дом привела.

– Богданом меня зовут. Давай выпьем, чтобы и для тебя эта встреча удачей была.

– Богданом… – Она покрутила на языке это имя, пробуя его на вкус. – Не твое это имя, казак, не подходит оно тебе. Владимир – вот имя для тебя, возьми, казак, себе имя Владимир.

– Да бог с ним, с именем. – Я невольно вздрогнул, когда она назвала меня Владимиром. Это не укрылось от ее больших глаз, странно менявших свой цвет в лучах лучины от пронзительно черных до сине-голубых. Ну и семейка – как эти ведьмы еще живы, просто диву даешься. – Скажи лучше, что ты думаешь. Поедешь к нам?

– Не гони лошадей, казак Владимир, лучше расскажи, как ты нас перевозить собрался, где мы жить будем, как хлеб свой насущный добудем. Иль ты нас на прокорм возьмешь? Тогда скажи, как с тобой нам расплатиться за милость такую?

Женщины постоянно пробуют на прочность границы дозволенного. У них свой экспансионизм, нам, мужикам, недоступный. Они постоянно расширяют зоны своего влияния в нашем сознании. И тут, как и во всем остальном, нет универсального рецепта, иначе жизнь была бы скучной. Упрешься рогом – женщина начнет изыскивать все более утонченные способы тебя достать, и не так важно, кто она – коллега по работе, сестра или твоя жена. Нервничать тут не имеет смысла, ничего не изменишь. В мелочах нужно уступить, в принципиальных вопросах – стоять до конца.

Так устроена женская психика: с одной стороны, ей нужно постоянное подтверждение, что с ней считаются, с другой – она должна чувствовать силу находящегося рядом мужчины. Диалектика. Тогда она счастлива и излучает счастье на тех, кто рядом. В противном случае лучше и не говорить, добром никогда не кончается.

– Ладно, пойду я. Не слышишь ты меня или слушать не хочешь. Буду завтра с утра на базаре. Надумаешь что – приходи, дальше толковать будем. Только имя мое запомнить постарайся. Еще скажу. Жизни вам тут осталось три-четыре недели. Потом ляхи придут, никто не спасется. Погибнете сами и детей своих загубите.

– Не серчай на меня, Богдан, садись, дальше толковать будем. Я и не вспомнилась, как Владимиром тебя назвала, само выскочило. Бабы дуры, что с нас взять.

Она, как кошка, выгнулась над столом, потянувшись к моей кружке, демонстрируя в широком вырезе рубахи, что если постараться, то взять есть что. Женщина! Ехидна твое имя. Что-то такое классики говорили по этому поводу.

Делать нечего – присев обратно на лавку, взял наполненную кружку и начал рассказывать, что я придумал по поводу их эвакуации. Меня слушали внимательно. Вернулась из бани Ждана, поела, выпила вина, послушала и ушла спать, а ее тетка неутомимо продолжала выпытывать детали, пытаясь подловить меня на неточностях.

– Да, складно у тебя выходит. – По смыслу фразы меня вроде как похвалили, а прозвучало как упрек. Видно, за то, что слишком хорошо все продумал.

Она задумалась – оно понятно, не каждый день с места срываешься, – но альтернативы не было: зимой в лесу напасть не пересидишь – тем-то и страшны зимние походы. Батый – он ведь тоже Русь зимой брал. Все было сказано, сидеть в хате в полном доспехе с двумя саблями за спиной жарко. Положив на стол монеты, поднялся с лавки: