– Но ваша девушка все же разочаровала вас? – спросил Либерзон.

– Да, она выходит замуж. Прошло чуть больше семи месяцев, как мы расстались.

– Семь месяцев – это много, – философски заметил Либерзон. – За это время можно родить ребенка. Недоношенного, правда.

Он положил руку на плечо Полунина и добавил:

– Забудьте вы о ней, Володя. Женщины приходят и уходят. Их будет немало в вашей жизни. Там, на воле… когда вы выберетесь туда. Главное, чтобы вы не делали глупости здесь, в зоне.

– Ты о чем? – удивленно спросил Полунин.

Изя некоторое время колебался, видимо, размышляя, сказать Полунину то, что он задумал, или не говорить. Наконец он решился.

– Послушай, Вова, – почти шепотом заговорил он. – Я мог бы тебе ничего не говорить… Но ты нормальный парень и симпатичен мне. Я буду очень жалеть, если ты сгинешь здесь, в тюряге, из-за глупости или недомыслия. Говоря это, я даже подвергаю себя опасности, никто, знаешь, не хочет связываться с Леней Быком…

Либерзон обернулся по сторонам, дабы убедиться, что их никто не подслушивает, и продолжил:

– Но ведь, мама дорогая, то, что он предлагает тебе, – это не дело. Если ты пришьешь Шевчука, ты подставишь себя под «зеленку», то есть под расстрел. Оперативники будут рыть землю рогом и подымут на зоне такой шум, что нам всем ой как несладко будет. К тому же в лагере полно стукачей, и кто-то им, кумовьям, рано или поздно накапает на тебя. Если они даже не пришьют тебе эту мокруху, то все равно подставят тебя под что-нибудь другое. И это в лучшем случае.

Полунин с удивлением посмотрел на старика. Куда делись его легкая манерность, интеллигентность. Изя говорил жестко, аргументированно и энергично.

– Я еще не дал согласие, – ответил Полунин.

– И не давай, не давай, – живо подхватил Либерзон, – потому что это гнилое дело. Леня все равно выкрутится, у него бабки есть не хилые. А тебя за убийство мента могут даже на суд не повести, затравят собаками, как зайца. То, что тебе нужно исполнить, – это дело палачей, а палачей даже братва не уважает, хотя и терпит.

Изя снова затравленно огляделся по сторонам.

– Не нужно это тебе Вова, не нужно. Ты только почитай, что пишут газеты, – он махнул недельной давности номером газеты «Известия». – В стране все меняется. Может быть, так случится, что нас выпустят раньше срока. Ведь мы с тобой не чистые уголовники. Мы сидим по экономическим статьям. Я уверен, что скоро отношение к таким людям, предпринимателям по натуре, будет иным. Если же вы, Вова, влезете в банальный криминал, ваша жизнь может сложиться совсем по-иному. Здесь, на зоне, очень легко наматывают сроки. Так что, я повторюсь, не лезьте вы в это дело, не то ваша жизнь очень быстро закончится.

Полунин слушал Либерзона и чувствовал, что он прав. Изя был умный и дальновидный человек. И к его мнению всегда стоило прислушаться.

Полунин уснул не сразу. Он обдумывал слова Либерзона и взвешивал все «за» и «против». Уже под самое утро он пришел к выводу, что с предложением Быка соглашаться ему не стоит. И спокойно уснул.

На следующий день, вечером, Полунин пришел к Быку и сообщил ему о своем решении.

Леня даже не потребовал объяснений. Он окинул Полунина долгим насмешливым взглядом и сказал:

– Да-да, разочаровал ты меня. Я думал, ты посмелее.

Владимир усмехнулся и ответил:

– А я решил, что надо быть поумнее.

– Хороший ответ, – произнес Бык. – Ну да ладно. Ты не думай, мнение мое о тебе не сильно изменилось из-за этого. Конечно, ты имел право на выбор.

* * *

Через два дня после этого разговора в лагере случилось чепе, взбудоражившее всех и повлекшее новые репрессии со стороны администрации.

Молодой парнишка, Санька Кудрявцев, которому еще не исполнилось и двадцати, не выдержав издевательств со стороны Шевчука, бросился на него с заточкой.

От серьезных ранений Шевчука спасло чудо. Острая, как иголка, металлическая заточка угодила ему в широкий поясной кожаный ремень.

Санька, нервный и порывистый парень, был далеко не профессионалом в киллерском деле. Этот его порыв был скорее всего жестом отчаяния затравленного человека.

Шевчук отделался легкой царапиной, Саньке же это нападение стоило жизни. Расправа над ним была показательной для всей колонии.

Набежавшие охранники во главе с Шевчуком долго и методично избивали тщедушного Кудрявцева. Сначала дубинками, потом просто ногами и под конец его, уже полуживого, поволокли через весь лагерь в штрафной изолятор. Ночью он, не приходя в сознание, умер.

На следующее утро двое зэков, которых отпустили из шизо, подтвердили, что ночью Саньку тоже избили, на сей раз до смерти. Утром тело мертвого Саньки демонстративно протащили перед зэками, выстроившимися на работу.

Далее в лагере начался такой шмон, которого здесь не помнили даже старожилы. Был введен усиленный режим, одна за другой прошли волны проверок, во время которых офицеры и прапорщики перешмонали все вещи заключенных.

За малейшие проступки зэков переводили в шизо или в бараки усиленного режима. Несколько таких проверок закончилось тем, что целые бараки заключенных выводились на улицу и загонялись в специально построенные загоны из металлических прутьев, в которых зэки ночевали до утра под открытым небом.

Попал на такую ночевку и барак, в котором жили Полунин с Либерзоном. В девять вечера около семидесяти человек охранники погнали во двор.

Особенно лютовал Шевчук, подгоняя заключенных ударами дубинки. Уже стоя в загоне у самой решетки, Полунин, наблюдая за злорадством Шевчука, с тоской подумал о том, что, если бы он был на месте Саши Кудрявцева, Шевчук был бы уже покойником.

Полунину стало немножко стыдно за то, что он отказался от предложения Лени Быка. Он винил себя в малодушии и негодовал по поводу того, что Бык избрал на роль палача сопливого пацана, совершенно не пригодного для этого дела.

На следующий день на бирже Полунин отыскал Волошина. Тот сидел вместе с Пеплом и Бармалеем в каптерке, примыкающей к одному из цехов.

– Здорово, земляк, – приветливо поздоровался Волошин, едва заметил вошедшего Полунина. – Чего тебе?

– Разговор есть, – хмуро произнес Полунин.

Волошин кивком головы дал понять Пеплу и Бармалею, чтобы они покинули каптерку. Едва за ними закрылась дверь, Владимир спросил, глядя Быку в глаза:

– Сашка Кудрявцев – твоя работа?

– Что ты имеешь в виду? – угрюмо переспросил Бык.

– Я хочу знать, это ты Шевчука мочить послал малолетку-неврастеника?

– И да, и нет, – после некоторой паузы ответил Бык. – Сашка сам захотел это сделать. Это было его решение, и он лично об этом мне сказал. Я его за метлу не тянул. Он бы все равно рано или поздно сорвался.