– Вас вызывают в Кремль, к Сталину.

Новость неожиданная… И.В. Сталина я до этого видел только на расстоянии. Это было на Красной площади, где он приветствовал демонстрантов. И лишь однажды – в президиуме торжественного заседания в Большом Кремлевском дворце, куда меня пригласили вместе с другими представителями предприятий и учреждений, в том числе научных.

В считаные минуты я прибыл в Кремль. В приемной, рядом с кабинетом Сталина, находился невысокий подтянутый человек. Я представился. В ответ он сказал:

– Поскребышев.

Это был помощник и секретарь Сталина. Он вошел в кабинет и доложил о моем приходе.

И вот я в кабинете у Сталина. Спокойная строгая обстановка. Все настраивало только на деловой лад. Небольшой письменный стол, за которым он работал, когда оставался в кабинете один. И стол побольше – для совещаний. За ним в последующем я буду сидеть много раз. Здесь обычно проводились заседания, в том числе и Политбюро.

Сталин сидел за этим вторым столом. Сбоку за этим же столом находился Молотов, тогдашний народный комиссар иностранных дел, с которым я уже встречался в наркомате.

Сталин, а затем Молотов поздоровались со мной. Разговор начал Сталин:

– Товарищ Громыко, имеется в виду послать вас на работу в посольство СССР в США в качестве советника.

Откровенно говоря, меня несколько удивило это решение, хотя уже тогда считалось, что дипломаты, как и военные, должны быть готовы к неожиданным перемещениям. Недаром ходило выражение: «Дипломаты как солдаты».

Сталин кратко, как он это хорошо умел делать, назвал области, которым следовало бы придать особое значение в советско-американских отношениях.

– С такой крупной страной, как Соединенные Штаты Америки, – говорил он, – Советский Союз мог бы поддерживать неплохие отношения, прежде всего с учетом возрастания фашистской угрозы.

Тут Сталин дал некоторые советы по конкретным вопросам. Я их воспринял с большим удовлетворением.

Молотов при этом подавал реплики, поддерживая мысли Сталина.

– Вас мы хотим направить в США не на месяц и, возможно, не на год, – добавил Сталин и внимательно посмотрел на меня. Сразу же он поинтересовался: – А в каких вы отношениях с английским языком?

Я ответил:

– Веду с ним борьбу и, кажется, постепенно одолеваю, хотя процесс изучения сложный, особенно когда отсутствует необходимая разговорная практика.

И тут Сталин дал совет, который меня несколько озадачил, одновременно развеселил и, что главное, помог быть мне менее скованным в разговоре. Он сказал:

– А почему бы вам временами не захаживать в американские церкви, соборы и не слушать проповеди церковных пастырей? Они ведь говорят четко на чистом английском языке. И дикция у них хорошая. Ведь недаром многие русские революционеры, находясь за рубежом, прибегали к такому методу для совершенствования знаний иностранного языка.

Я несколько смутился. Подумал, как это Сталин, атеист, и вдруг рекомендует мне, тоже атеисту, посещать американские церкви? Не испытывает ли он меня, так сказать, на прочность? Я едва не спросил: «А вы, товарищ Сталин, прибегали к этому методу?» Но удержался и вопроса не задал, так как знал, что иностранными языками Сталин не владел, и мой вопрос был бы, в общем, неуместен. Я, как говорят, «сам себе язык прикусил» и хорошо сделал. Конечно, услышав такой вопрос, Сталин, наверное, превратил бы свой ответ в шутку, он в аналогичных случаях нередко прибегал к ней, как я убеждался впоследствии. Но тогда, в ту первую встречу, искушать судьбу мне не хотелось.

В США в церкви и соборы я, конечно, не ходил. Это был, вероятно, единственный случай, когда советский дипломат не выполнил указание Сталина. Можно себе представить, какое впечатление произвело бы на проворных американских журналистов посещение советским послом церквей и других храмов в США. Они, безусловно, растерялись бы. Мог сбить с толку, заставить строить догадки вопрос:

– Почему посол-безбожник посещает соборы, может быть, он вовсе и не безбожник?

Так произошла моя первая встреча со Сталиным.

Ехал я после нее из Кремля и по привычке анализировать пережитое думал. Вспомнил, что в Москву незадолго до этого был вызван посол СССР в США К.А. Уманский, который, видимо, не вполне удовлетворял требованиям центра. Значит, напрашивался вывод: мне доверяют, дают важное поручение.

Как я понял позже, претензии к послу имелись и у Сталина, и у Молотова. И хотя Уманский в США возвратился, тем не менее по всему было видно, что его работа подходила к концу. После нападения гитлеровской Германии на СССР возникло мнение, что, может быть, Рузвельту будет импонировать, если послом в США станет дипломат, получивший широкую международную известность своей работой в Лиге Наций и в связи с ней. Потому на пост посла СССР в США назначили М.М. Литвинова. Однако на короткое время. Из последующих событий стало видно, что и эта мера для улучшения советско-американских отношений рассматривалась Сталиным как временная.

Вскоре заменить Литвинова на посту посла в США пришлось автору этой книги.

На протяжении почти шести лет пребывания в Москве, до отъезда осенью 1939 года в США, я жил в обстановке энтузиазма и сам был переполнен им. Обучение в аспирантуре, работа над кандидатской диссертацией, ее защита, преподавательская деятельность и, наконец, научные исследования, к которым я приступил в Академии наук СССР (Институт экономики), – все это требовало постоянного напряжения.

Однако на все хватало сил, в том числе на многочисленные командировки в районы Московской области и общественную работу в городе. Был я свидетелем того, как советские люди всю свою энергию и талант отдавали развитию промышленности и укреплению колхозного строя. Видел это каждодневно.

Ударом грома среди ясного неба явилось известие о том, что 1 декабря 1934 года убит Сергей Миронович Киров. Не хотелось верить, что такое могло случиться. Мы читали официальные сообщения. Но вместе с тем задавали друг другу вопросы, которые оставались без ответов. Говорили и громко, и шепотом, но в этих разговорах всегда превалировали вопросы. И самый главный среди них:

– Как это могло случиться в социалистическом государстве, как это в нашей великой стране никто не смог отвести преступную руку убийцы?

А затем добавляли к нему и второй, вытекающий из первого, вопрос:

– Если это случилось, то кто же все-таки не помешал этому или не желал помешать?

Ответы на эти вопросы в те дни никто из нас не знал. Газеты писали о «врагах народа». Других официальных ответов не существовало.

После встречи со Сталиным я и семья сразу же стали собираться в дорогу. До направления на работу в США мне не доводилось бывать за рубежом. Поэтому наше путешествие поездом из Москвы в Геную, где мы должны были пересесть на пароход, чтобы отправиться в США, оказалось наполненным яркими по тому времени для меня впечатлениями.