На этот раз замуж Вишневская выходила молниеносно. Развод с Марком не требовался, официально они не были женаты. Так что через неделю после заселения на новом месте, с трудом преодолевая смущение, Галина и Мстислав перешагнули порог загса на Пушкинской улице «против комиссионного магазина во дворе, в правом углу, возле помойки. Не знаю, как теперь, но в том виде он неприкосновенно оставался до самого нашего отъезда в 1974 году. Маленькое, убогое помещение на первом этаже – тут и женят, и разводят, и справки о смерти выдают».

Почему так скоро? По правилам, с момента подачи заявления должно пройти 3 месяца. Но что позволено Юпитеру, не позволено быку. Вишневская – примадонна Большого театра, Ростропович – лучший виолончелист Советского союза. Знакомства имеют. Нажали где надо, их и пропустили вне очереди. Когда нужно, могут ведь и без формальностей на квартире расписать. Были бы все необходимые печати под рукой.

Вишневскую узнали.

Ну, тут уже Слава не выдержал, наотрез отказавшись менять фамилию.

В общем, расписались и домой – праздновать. Вишневская еще себя замужней дамой не успела почувствовать, новый сюрприз: оказывается, Булганин ее по всей Москве ищет. Соседей расспрашивал, куда подевалась? В театре шороха навел. Наконец министр культуры разыскал Марка и от него узнал, где Вишневская. Позвонили на квартиру Ростроповичей. 30 мая – сегодня день рождения Булганина. Прием на даче, Николай Александрович просит петь. Машина будет внизу через полчаса.

Никто не спросил, хочет певица выступать или нет? Готова ли она? В голосе или нет? А вдруг ей нездоровится? А вдруг волосы не мыты? Вдруг?..

А Булганин уже вокруг нее крутится, в рюмочку сладкую наливку подливает, сладкие речи заводит… Вопросы задает, как же так, такая раскрасавица замуж вышла? Удивительно! Почему никому не доложила? Вот дура, вышла замуж за Ростроповича, а не торопилась бы, и могла за Булганина. Ну да ничего, если понадобится, вмиг разведут. Воистину «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

На следующее утро – букет на квартиру. К вечеру сам позвонил прямо из Кремля. М-да, своеобразно начался медовый месяц. Булганин решил отбить красавицу Галину. И первым делом пригласил ее поужинать в ресторан.

«Хорошо. Приду, – улыбается в трубку Вишневская. – Придем». Так и повелось: Булганин ее на свидания приглашает, Галина и Мстислав приходят вместе. Потом Николай Александрович и Мстислав Леопольдович вместе напиваются, и Галина везет благоверного домой, довольная уже тем, что в очередной раз удалось манкировать государевым ложем, сохранив верность мужу.

Потом Булганин стал блага разные Ростроповичу сулить, дачи, квартиры, за которые платить не придется, премии… в шутку даже пытался угрожать. Но молодые супруги стояли насмерть. Наверное, так продолжалось бы еще долго, и еще неизвестно, чем бы закончились визиты Ростроповича и Вишневской ко второму лицу в государстве, но однажды Мстислав не выдержал, и после очередной попойки у Булганина закатил супруге пьяный скандал:

На эти обидные слова Галина могла только разрыдаться. А действительно, что она могла сделать? Поругаться с Булганиным? А если тот отомстит? Да одного его слова будет довольно, чтобы она уже не пела, а Ростропович не концертировал.

Тогда Ростропович забрался на окно, сообщив, что выбросится. Вот как об этом пишет Вишневская:

С этого знаменательного дня Мстислав каждый вечер перед сном повадился читать супруге сонеты Шекспира и играл ей самую прекрасную музыку, какую только знал, чтобы она родила ему самого красивого и одаренного ребенка. А Галина начала думать, как бы без скандалов с последующими неприятностями покончить с их странными отношениями с Булганиным. Напрямую отказать было немыслимо, еще неизвестно, как бы он отреагировал, скажи она ему прямо. Сталинские времена, конечно, прошли, но тюрьмы оставались, и в них вполне могли попасть неугодные правящей элите лица. Скажем, весьма уже надоевший товарищу Булганину Ростропович.

Сначала Галина стала отказываться от домашних приглашений, ссылаясь на усталость и загруженность в театре, но тогда он нашел возможным нажать на любимую певицу через Министерство культуры, и ее стали чаще приглашать петь в Кремле. Если в этот день у нее была репетиция в театре, Вишневскую освобождали от репетиции. Если начинала плакаться, де плохо звучит голос, а впереди еще и спектакль, ей вежливо давали понять, что и от спектакля тоже освободят. Мало этого, освободят от выступления на радио, да и от всего остального, если понадобится.

Если Вишневскую не мог уговорить министр культуры, звонил сам Николай Александрович, недвусмысленно требуя, чтобы Галина явилась в Кремль, если не петь, то просто поговорить с ним. Картина начинала напоминать настоящие домогательства. И неудивительно, что наконец Вишневская взорвалась: «…я стояла в вонючем коридоре коммунальной квартиры и в ярости орала в телефонную трубку:

– Что вы валяете дурака? Звоните по нескольку раз в день, будто не понимаете, что мы не можем бывать у вас дома! Мне надоели сплетни вокруг меня! Я не хочу петь на ваших приемах. Почему? Потому что мне противно! Я не желаю во время пения видеть ваши жующие физиономии… Поймите, что меня это унижает. И хотя, по вашим понятиям, это большая честь, я прошу вас раз и навсегда избавить меня от подобной чести… Все! До свиданья!..