Между тем под руководством Стоцы, бывшего византийского телохранителя, на равнине Булла Регия собралось по меньшей мере 8000 восставших, среди которых было множество вандалов. Стоца предпринял внезапное нападение на Карфаген, но получив известие о прибытии Велизария, спешно отошел назад. Полководец начал преследование и застиг мятежников под Мембресой (Меджез эль Баб в долине реки Баграды), где одержал легкую победу. Наряду с другой добычей в его руки попало множество вандальских женщин, считавшихся зачинщицами мятежа. главнокомандующим византийским войском в Африке стал затем двоюродный брат Юстиниана Герман, также успешно сражавшийся со Стоцей. Герман одержал у Горы Ватерес решающую победу над предводителем восставших, которому удалось бежать в Мавританию в сопровождении небольшого числа вандалов.

Когда Соломон в 539 г. вновь получил должность африканского главнокомандующего, он приказал выдворить из страны многих подстрекателей, среди них прежде всего вандалов и вандальских женщин. Затем военачальник сражался с маврами Анталы и погиб в битве при Колонии Киллитана (544 г.). Теперь Стоца, который тем временем женился на берберской принцессе, вновь начал действовать, набрав берберские, вандальские и римские войска. Ему противостоял способный византийский командующий Иоанн, сын Сисинниола; и все же войска Стоцы присоединились к нумидийскому командующему-узурпатору Гонтарису, который в марте 546 г. приказал убить нового главнокомандующего Ареовинда. И опять, казалось, дело восставших ожидает успех. Однако на праздничной трапезе Гонтарис был убит своей свитой, в том числе несколькими знатными вандалами. Его приверженцы, по большей части вандальского происхождения, выжили только потому, что прибегли к защите церкви, но все-таки были выдворены в Византию. Тем самым закончилось последнее достойное упоминания сопротивление в Северной Африке с участием вандалов. Остатки вандальского населения в области Магриба были, несомненно, крайне незначительны и растворились в ходе истории среди массы римских и берберских группировок. Маловероятно, что существующий еще и сегодня среди берберского населения светлокожий и долихоцефальный тип восходит к вандальскому или вообще германскому присутствию.

Ход нашего изложения, без сомнения, показал, что внешний вид и мощь вандальского государства основывались прежде всего на авторитете и достижениях королевской власти [151]. Статус государя, достигнутый Гейзерихом, сначала оправдывал все ожидания, и – как явствует из событий 454 г. или из мирного договора 474 г. – королевская власть привела вандальское государство к высшей точке развития, о которой свидетельствуют внешнеполитический вес, а также коллективное и индивидуальное благосостояние вандалов-аланов. К сожалению, имеющиеся источники не дают возможности судить о степени участия вандалов и аланов в достижении такого положения; и все-таки король не мог проводить свою политику без активного содействия своих соплеменников и многочисленных «коллаборационистов» из римского и берберского населения. Осуществление вандальских притязаний и связанное с этим обогащение вплоть до смерти, Гейзериха во многом обуславливалось чрезвычайно благоприятными обстоятельствами. Поэтому не следует переоценивать политико-военные достижения короля и его соотечественников: по меньшей мере спорно, смог бы Гейзерих, столкнувшись с Юстинианом, Велизарием или Нарсесом, достичь того, что почти как перезревший плод упало в его руки в спорах с Валентинианом III, Львом I, Зиноном и их советниками или военачальниками. Упадок вандальского государства при Гунерихе и прежде всего при Хильдерихе ясно говорит об этом. Однако для нас в первую очередь важны роль и место короля в государстве в течение всего времени существования африканского королевства.

Король еще с иберийских времен именовался «rex Wandalorum et Alanorum» (король вандалов и аланов) и тем самым обладал высшей властью над обоими племенами, которые и являлись действительными носителями государственного суверенитета [152]. В соответствии с античной мыслью, государство и представляющие государство слои неразделимы, по крайней мере в теории. То, что на практике может быть иначе, учит история Римской империи, так же как и история государства вандалов, в котором, естественно, римские представления постоянно сталкивались с германским образом мышления. Представления о власти, суверенитете или разделении властей не становились яснее от постоянного сравнения; впрочем, это вряд ли входило в намерения королей, которые при неустойчивом толковании этих понятий всегда могли интерпретировать их в свою пользу и выработать идеологию власти из самых гетерогенных элементов. В этом отношении интересно, что вандальские короли – а также, разумеется, знать – под римским влиянием присвоили титул «dominus» (господин); соответствующий статус «maiestas regia» (королевское величество) упоминается чаще, и даже противники вандальского арианства говорят о главных добродетелях короля (clementia, pietas, mansuetudo (милосердие, благочестие, кротость)) [153], который тем самым в какой-то степени приближается к классическому идеалу «наилучшего императора» (optimus princeps) [154]. Поразительно, но даже ортодоксальные источники поддерживают такое самотолкование вандальской королевской власти, которое часто проявляется в используемых церковными авторами цитатах из актов – в официальных, таким образом, документах. Судя по изображениям на монетах, вандальский король носил нагрудный панцирь и военный плащ, а также – как знак суверенитета – диадему. О знаках царского достоинства вроде жезла и короны до сих пор ничего не известно. Прокопий сообщает, что Гелимер носил пурпурное одеяние, которое было с него снято только после триумфального шествия в Константинополе [155].

После захвата Карфагена в 439 г. на территориях, находившихся под властью вандалов, летоисчисление велось по годам правления короля, что стало привычно также и для римлян провинции [156]. В чеканке монет Хасдинги также проявляли – хотя и с большими различиями в деталях – свою независимость от Византии, чего мы не видим, например, у Теодориха Великого. Власть и формальные прерогативы короля особенно ярко выражались в политической и военной деятельности, которая основывалась на его полной власти над государственным управлением, наборами в армию и флотом. Особенной характеристикой королевской власти и княжеского почета являлась все же свита, телохранители и вообще двор (domus regia, aula, palatium). С некоторыми отклонениями от Людвига Шмидта [157] в качестве обобщения можно сказать, что полномочия суверена – прежде всего с 442 г. – распространялись на военное командование, высшую судебную власть наряду с законодательной и исполнительной властью, на администрацию, на финансовую и полицейскую службы и церковную власть; король в качестве кого-то вроде верховного епископа стоял над арианским патриархом, он же в качестве политического главы государства присвоил себе и верховную власть над ортодоксальной церковью. Разделение государства и церкви, стремление к которому возникло в позднеримскую эпоху и которое в конечном итоге во многом было претворено в жизнь, не принималось вандальскими правителями. Гунерих сверх выдвигавшихся уже Гейзерихом требований претендовал, очевидно, в некоторой степени даже на высшую духовную власть над всеми подданными государства.