Они не перебивали ее, они внимательно слушали. Можно былоподумать, что они готовы слушать ее часами, а она вдруг поднялась и шагнула кстолу, но Панди поймал ее за плечо и бросил обратно на табурет. Тогда онаплюнула изо всех сил, но плевок не долетел до стола, и она вдруг обмякла изаплакала. Некоторое время они смотрели, как она плачет. Потом бригадир встал иприговорил ее к уничтожению в сорок восемь часов, и Панди взял ее за локоть ивышвырнул за дверь, а штатский сильно потер руки, улыбнулся и сказал бригадиру:«Это удача. Отличное прикрытие!» А бригадир ответил ему: «Благодари ротмистра».А ротмистр Чачу сказал только: «Языки!», и все замолчали.

Потом адъютант вызвал Мемо Грамену, и с этим совсем уж нецеремонились. Это был человек, который стрелял в коридоре. С ним было все ясно:при аресте он оказал вооруженное сопротивление, и ему даже не задаваливопросов. Он сидел на табурете, грузный, сгорбленный, и пока бригадир зачитывалему смертный приговор, он равнодушно глядел в потолок, нянча левой рукойправую, вывихнутые пальцы которой были обмотаны тряпкой. Максиму почудилось внем какое-то противоестественное спокойствие, какая-то деловитая уверенность,холодное равнодушие к происходящему, но он не сумел разобраться в своихощущениях…

Грамену не успели еще вывести, а адъютант уже с облегчениемскладывал бумаги в папку, бригадир затеял со штатским разговор о порядкечинопроизводства, а ротмистр Чачу подошел к Панди и Максиму и приказал им идти.В его прозрачных глазах Максим ясно увидел издевку и угрозу, но не захотел думатьоб этом. С каким-то отчужденным любопытством и сочувствием он думал о томчеловеке, которому предстоит убить женщину. Это было чудовищно, это былоневозможно, но кому-то предстояло это сделать в ближайшие сорок восемь часов.

Гай переоделся в пижаму, повесил мундир в шкаф и повернулсяк Максиму. Кандидат Сим сидел на своей раскладушке, которую Рада поставила емув свободном углу, один сапог он стянул и держал в руке, а за другой еще непринимался. Глаза его были устремлены в стену, рот приоткрыт. Гай подкралсясбоку и щелкнул его по носу. И как всегда промахнулся – в последний момент Макотдернул голову.

– О чем задумался? – игриво спросил Гай. – Горюешь, чтоРады нет? Тут тебе, брат, не повезло, у нее сегодня дневная смена.

Мак слабо улыбнулся и принялся стаскивать второй сапог.

– Почему – нет? – спросил он рассеянно. – Ты меня необманешь… – Он снова замер. – Гай, – сказал он, – ты всегда говорил, что ониработают за деньги…

– Кто? Выродки?

– Да. Ты об этом часто говорил – и мне, и ребятам…Платные агенты хонтийцев… И ротмистр все время об этом твердит, каждый деньодно и тоже…

– Как же иначе? – сказал Гай. Он решил, что Мак опятьзаводит разговор об однообразии. – Ты все-таки чудачина, Мак. Откуда у насмогут появиться какие-то новые слова, если все остается по-старому? Выродки какбыли выродки, так и остались. Как они получали деньги от врага, так и получают.Вот в прошлом году, например, накрыли одну компанию за городом – у них целыйподвал был набит денежными мешками. Откуда у честного человека могут быть такиеденьги? Они не промышленники, не банкиры… да сейчас и у банкиров таких денегнет, если этот банкир настоящий патриот…

Мак аккуратно поставил сапоги у стены, встал и принялсярасстегивать комбинезон.

– Гай, – сказал он, – а у тебя бывает так, что говоряттебе про человека одно, а ты смотришь на этого человека и чувствуешь: не можетэтого быть. Ошибка. Путаница.

– Бывает, – сказал Гай, нахмурившись. – Но если ты овыродках…

– Да, именно о них. Я сегодня на них смотрел. Это люди,как люди, разные, получше и похуже, смелые и трусливые, и вовсе не звери, как ядумал… и как вы все считаете… Погоди, не перебивай. И не знаю я, приносят онивред или не приносят, то-есть, судя по всему, приносят, но я не верю, что оникуплены.

– Как это – не веришь? – сказал Гай, хмурясь ещесильнее. – Ну, предположим, мне ты можешь не верить, я – человек маленький. Нуа господину ротмистру? А бригадиру? Радио, наконец? Как можно не верить Отцам?Они никогда не лгут.

Максим сбросил комбинезон, подошел к окну и стал смотреть наулицу, прижавшись лбом к стеклу и держась обеими руками за раму.

– Почему обязательно – лгут? – проговорил он наконец. –А если они ошибаются?

– Ошибаются… – с недоумением повторил Гай, глядя ему вголую спину. – Кто ошибается? Отцы? Вот чудак… Отцы никогда не ошибаются!

– Ну, пусть, – сказал Мак, оборачиваясь. – Мы не обОтцах сейчас говорим. Мы говорим о выродках. Вот ты, например… Ты умрешь засвое дело, если понадобится?

– Умру, – сказал Гай. – И ты умрешь.

– Правильно! Умрем. Но ведь за дело умрем – не за паекгвардейский и не за деньги. Дайте мне хоть тысячу миллионов ваших бумажек, несоглашусь я ради этого идти на смерть!… Неужели ты согласишься?

– Нет, конечно, – сказал Гай. Чудачина этот Мак, вечночто-нибудь выдумает…

– Ну?

– Что – ну?

– Ну как же! – сказал Мак с нетерпением. – Ты за деньгине согласен умирать. Я за деньги не согласен умирать. А выродки, значит,согласны! Что за чепуха!

– Так то – выродки! – сказал Гай проникновенно. – На тоони и выродки! Им деньги дороже всего, у них нет ничего святого. Им ничего нестоит ребенка задушить – бывали такие случаи… Ты пойми, если человек стараетсяуничтожить систему ПБЗ, что это может быть за человек? Это же хладнокровныйубийца!

– Не знаю, не знаю, – сказал Мак. – Вот их сегоднядопрашивали. Если бы они назвали сообщников, могли бы остаться живы, отделалисьбы воспитательными работами… А они не назвали! Значит, сообщники им дороже, чемденьги? Дороже, чем жизнь?

– Это еще неизвестно, – возразил Гай. – Они по законувсе приговорены к смерти, без всякого суда, ты же видишь, как их судят. А еслинекоторых и посылают на работы, так это знаешь почему? Людей не хватает на Юге…и скажу тебе, работы там – это еще хуже, чем смерть…

Он смотрел на Мака и видел, что друг его колеблется,растерян, доброе у него сердце, зелен еще, не понимает, что жестокость с врагомнеизбежна, что доброта сейчас хуже воровства… Трахнуть бы кулаком по столу, даприкрикнуть, чтобы молчал, не болтал зря, не молол бы глупостей, а слушалстарших, пока не научился разбираться сам. Но ведь Мак не дубина какая-нибудьнеобразованная, ему нужно только объяснить как следует, и он поймет…

– Нет! – упрямо сказал Мак. – Ненавидеть за деньгинельзя. А они ненавидят… так ненавидят нас, я даже не знал, что люди могут такненавидеть. Ты их ненавидишь меньше, чем они тебя. И вот я хотел бы знать: зачто?

– Вот послушай, – сказал Гай. – Я тебе еще раз объясню.Во-первых, они выродки. Они вообще ненавидят всех нормальных людей. Они поприроде злобны, как крысы. А потом – мы им мешаем! Они хотели бы сделать своедело, получить денежки и жить себе припеваючи. А мы им говорим: стоп! Руки заголову! Что ж они, любить нас должны за это?