В общем, удачи. Не рассусоливайте. И приятно вам сойти с ума.

НАПРЯЖЕНИЕ: СОЗДАЕМ САСПЕНС С ПОМОЩЬЮ ОТРИЦАНИЯ

Есть такой старомодный литературный термин: когда вы затрагиваете некую тему, но отказываетесь ее развивать или тут же опровергаете собственные слова. Это называется occupatio (также: паралепсис, апофазия). Например: «Первое правило Бойцовского клуба – никому не рассказывать о Бойцовском клубе».

Сюда же подойдет и такое утверждение: «Ты ведь знаешь, что я никогда тебя не убью, верно?»

Или: «Он приказал себе не бить ее».

Всякий раз, когда вы отрицаете вероятность чего-то, вы тем самым создаете эту вероятность. Такие высказывания на самом деле служат угрозой, которую якобы отрицают. Например:

«Этот корабль не может утонуть».

«В консервированном лососе не может быть паразитов».

«Прошу, даже не заикайся про убийство Дэниела. Мы не должны это обсуждать».

Всякий раз, когда хотите в произведении намекнуть на существование некоей угрозы, заверьте читателя, что ее нет. Поклянитесь, что это ужасное, немыслимое событие никогда не произойдет. Категорично заявите, что это невозможно. Вы вроде как гарантируете читателю безопасность, но на самом деле это отличный способ намекнуть: хаос и катастрофа неотвратимы.

Открытка из тура

Когда это случилось в первый раз, я даже не понял, что это случилось. В комнате было жарко и людно, поэтому никто особо не удивился.

Я задался целью написать рассказ, который по мощи производимого на читателей эффекта был бы сравним с «Лотереей» Ширли Джексон. После первой его публикации в «Нью-Йоркере» в 1948 году сотни читателей отменили подписку на журнал. Сегодня рассказ входит в школьную программу. Это натолкнуло меня на размышления: что же такое можно написать в наши дни, чтобы посеять в людях аналогичную тревогу?

В те времена, полагаю, рассказ вызвал такой резонанс, потому что лотерея Ширли Джексон в чем-то напоминала призыв на воинскую службу. Все мы живем мирно и счастливо благодаря тому, что отобранные случайным образом молодые ребята гибнут на войне самой мучительной смертью, какую только смогла придумать наука. Конечно, прямо об этом не говорится. Когда книга вроде «Степфордских жен» неожиданно оказывается в топе, люди обращают внимание только на поверхностные детали. Никто не осмеливается сказать, что автор намекает на угрозу удара со стороны мужчин в ответ на укрепление прав женщин.

«Лотерея» стала классикой, и люди по сей день отказываются признавать, что ужас Тэсси – это ужас миллионов молодых парней, ждущих, когда их имена вытянут из барабана очередной лотереи. Ведь если что-то признать, придется с этим что-то делать.

По чистой случайности я стал обладателем части кремированных останков Ширли Джексон. Ее дочь Сейди дружила с моими приятелями из сан-францисского общества «Какофония». Сейди стала продавать прах матери в интернете под брендом «Ширли Боун», а когда узнала, что я поклонник ее творчества, выслала немного и мне. Я вскрыл коробку прямо за кухонным столом – вопреки протестам моих соседей по дому, которые в тот момент завтракали. Внутри был прах и перемолотые кости. Реликвия поистине бесценная – грех такое дома прятать. Я купил две старинные шкатулки (резное дерево и слоновая кость) и поделил останки Ширли на две части. Одну с пояснительной запиской послал своему агенту, а вторую – редактору.

При этом я не переставал гадать, как бы мне повторить успех «Лотереи».

Со времен учебы в университете я берег историю, приключившуюся с одним моим хорошим другом. Однажды он попробовал заняться «саундингом» (погуглите) при помощи воскового стержня. Огромные счета за экстренную операцию положили конец его научной карьере. Десять лет спустя еще один мой друг, находясь в сильном подпитии, рассказал, как закупил в магазине ингредиенты для морковного торта – плюс вазелин. Муку и сахар он выбросил, а морковку понес домой, чтобы заняться пеггингом (погуглите) во время мастурбации. Две хорошие истории на одну тему, но на рассказ пока не тянет.

Наконец, собирая материал для романа «Удушье», я встретил человека, который едва не умер, пытаясь заниматься самоудовлетворением в бассейне. Вот он, недостающий третий элемент! Я закинулся викодином и в один присест написал черновик будущего рассказа. Когда я прочитал его впервые на курсах писательского мастерства, мои друзья смеялись, даже стонали, но в обморок никто не упал. А насчет собаки Грен Нетцер сказал: «Спасибо за смешную концовку».

Рассказ я назвал «Кишки».

Если смотреть поверхностно, история шокирует, однако ее сила не в этом. В первую очередь это рассказ о взрослении и о том, как зарождающаяся сексуальность приводит подростков к разрыву со старшими. После того как рассказ напечатали в «Плейбое» и в воскресном приложении газеты «Гардиан» (что стоило обоим изданиям множества подписчиков), мне пришло письмо от одного читателя. Он сказал, что это самый грустный и трогательный рассказ из всех, что он читал. Мне всегда греет душу, когда люди видят не только то, что лежит на поверхности.

Первое публичное чтение рассказа состоялось в магазине «Пауэллз букз» на последнем этаже «Перл рум». Было жарко. После мероприятия мне рассказали, что один парень на краю толпы потерял сознание. Знайте: никто не пишет рассказы с целью доводить читателей до обморока.

Следующим вечером в книжном магазине «Бордерз» в Тайгарде, Орегон, сознание потеряли еще два человека.

Словом, когда я готовился к встрече с читателями в магазине «Кодиз букз» на Телеграф-авеню в Беркли, я уже примерно знал, чего ожидать. Зал был набит битком. Со своего возвышения я видел напряженные лица людей – из-за тесноты, духоты и полного отсутствия личного пространства все тихо ненавидели друг друга.

Местный пиар-агент Дэвид Голиа, ставший свидетелем обмороков в Сан-Франциско, клялся, что каждый раз слушателей добивает строчка про кукурузу и арахисовое масло. В Беркли, когда я прочитал заветные слова, я заметил в центре зала молодого человека: тот резко уронил голову и привалился к сидевшей рядом девушке. Судя по выражению ее лица, они были незнакомы. Девушка с отвращением оскалилась, а потом закричала, когда он сполз ей на колени и оттуда – на пол.

Крик привлек всеобщее внимание. Я перестал читать, а люди начали вскакивать с мест и смотреть, что же случилось. Одни хватались за сердце, другие закрывали руками лицо. Все явно были очень обеспокоены – а вдруг парень умер? Те, кто сидел рядом, быстро подняли несчастного с пола и уложили его на колени той самой девушке, потому что больше было некуда.

Со стороны все это до странности напоминало сцену оплакивания Христа: умирающий юноша на коленях молодой женщины. И было еще что-то от Тайной вечери, поскольку окружающие тянули руки к парню, желая как-то ему помочь. Четыре сотни человек с одинаковым выражением сочувствия и тревоги на лице.

Я взглянул на Дэвида Голиа. Мы оба знали, что будет дальше.

Упавший в обморок парень заморгал. Обнаружив себя в центре внимания, он покраснел до корней волос. Люди стали ласково помогать ему сесть.