Одна из таких встреч, что любопытно, отлично документирована – случилась она с Павлом I еще в бытность его наследником престола, о чем он рассказал своим близким друзьям, и те прилежно все записали до смерти Павла. Думается мне, имеет смысл привести эту запись целиком. Очень уж мало в истории осталось подобных записей, чья достоверность сомнению не подвергается…

«Однажды вечером или, пожалуй, уже ночью я, в сопровождении Куракина и двух слуг, шел по петербургским улицам, чтобы освежиться, сделать прогулку инкогнито при лунном освещении. Лунный свет был так ярок, что можно было читать, и тени, следовательно, были очень густы. При повороте в одну из улиц я вдруг увидел в глубине подъезда высокую худую фигуру, завернутую в плащ вроде испанского, и в военной, надвинутой на глаза шляпе. Она будто ждала кого-то. Только что я миновал ее, она вышла и пошла около меня с левой стороны, не говоря ни слова; я не мог разглядеть ни одной черты ее лица. Мне казалось, что ноги ее, ступая по плитам тротуара, производили странный звук, как будто камень ударялся о камень. Я был изумлен, и охватившее меня чувство стало еще сильнее, когда я ощутил ледяной холод в моем левом боку, со стороны незнакомца. Я вздрогнул.

Вдруг из-под плаща, закрывавшего рот таинственного спутника, раздался глухой и грустный голос: “Павел!”

Я был во власти какой-то неведомой силы и машинально отвечал: “Что вам нужно?” – “Павел”, – сказал опять голос, на этот раз, впрочем, как-то сочувственно, но с еще большим оттенком грусти. Я не мог сказать ни слова. Голос снова назвал меня по имени, и незнакомец остановился. Я чувствовал какую-то внутреннюю потребность сделать то же. “Павел! Бедный Павел! Бедный князь!”

Я обратился к Куракину, который также остановился.

– Слышишь? – спросил я его.

– Ничего не слышу, – отвечал тот. – Решительно ничего.

Что касается меня, то этот голос и до сих пор еще раздается в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие над собой и спросил незнакомца, кто он и что ему нужно? “Кто я? Бедный Павел! Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе и кто хочет, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты недолго останешься в нем. Живи по законам справедливости, и конец твой будет спокоен. Бойся укора совести: для благородной души нет более чувствительного наказания”.

Фигура пошла снова, глядя на меня все тем же проницательным взором. Я шел за ней, потому что теперь она направляла меня. Это продолжалось более часа. Где мы шли, я не знал. Наконец мы пришли к большой площади. Фигура пошла прямо к одному как бы заранее отмеченному месту, где в то время воздвигался монумент Петру Великому. Я, конечно, следовал за ней и затем остановился. “Прощай, Павел! – сказал он. – Ты еще увидишь меня опять здесь и еще кое-где”.

При этом шляпа фигуры поднялась как бы сама собой, и глазам моим представились орлиный взор, могучий лоб и строгая улыбка моего предка Петра Великого. Когда я пришел в себя от страха и удивления, его уже не было».

Второй собеседник Павла, тоже записавший его рассказ, уточнил: когда загадочная фигура появилась, Павел спросил у Куракина, не может ли князь сказать, что это за странная персона шагает слева? Куракин в крайнем удивлении ответил: «Павел идет, так близко держась левым боком к стене, что никого просто-напросто не может оказаться меж ним и домом».

Вот такая история. Установить с точностью до года, когда именно произошла эта загадочная встреча, невозможно: записавшие рассказ Павла не привели точной даты. Воздвигать монумент Петру начали в 1768 году, а торжественное открытие состоялось в 1782 году. Где-то в этом промежутке.

То, что спутники Павла, князь Куракин и двое слуг, не видели и не слышали загадочного незнакомца, удивлять не должно. С незапамятных времен известно: иногда призрака видят и слышат все, кто присутствует при его явлении, а иногда – кто-то один, потому что призрак приходит к нему одному, а не для всеобщего обозрения, если можно так выразиться. Примеры известны еще с античных времен, например подобный случай встречается в «Одиссее»: богиня Афина Паллада явилась только к Одиссею, все остальные, в тот момент находившиеся в зале, ее не видели и не слышали – разве что собаки, как известно, способные чуять многое из нездешнего, с визгом разбежались по углам…

Павел отличался, что греха таить, изрядным сумасбродством (в таких случаях англичане употребляют деликатное определение «эксцентричный джентльмен») – но вот в розыгрышах никогда не был замечен, не имелось у него такой привычки.

Что еще можно сказать? Петр в очередной раз выступил в роли злого вестника, напророчив преждевременную смерть. Правда, лично меня удивляют кое-какие его слова: упоминания о благородстве, совести и справедливости. Странно как-то, что об этих понятиях говорит Петр, проживший всю жизнь так, словно и представления не имел об их существовании…

После появления на нынешнем своем месте Медного всадника появился новый пласт «городских легенд». Столь же долго и часто кружили разговоры: в темные и ненастные ночи (зимой – в метель и пургу) страшный всадник соскакивает с постамента и скачет в окрестностях, подстерегая жертву. По рассказам, остались свидетельства тех счастливцев, кому все же удалось убежать от жуткого преследователя. А в наши дни люди, которым, в общем, можно верить, утверждали: в архивах сохранились полицейские документы того времени о находках неподалеку от памятника странных трупов – прямо-таки вбитых в землю страшной тяжестью, так, что не осталось ни единой целой косточки.

Некоторые подыскивают вполне материалистическое объяснение: считают, что в Петербурге попросту работала шайка грабителей и убийц, как раз и использовавших очередную «городскую легенду». Лично мне в это верится плохо: довольно много времени потребовалось бы, чтобы привести труп убитого и ограбленного в такое именно состояние, – а любой преступник всегда стремится скрыться с места преступления как можно быстрее. Как бы там ни было, нет сведений о том, что полиция устраивала в тех местах засады.

Да, вот еще что. Князь Куракин, спутник Павла в той ночной прогулке, впоследствии занимал позицию довольно своеобразную: он ничего не подтверждал и ничего не опровергал, он просто-напросто уклонялся от разговоров на эту тему, насколько удавалось…

И, наконец, лично я решительно не верю в одну-единственную деталь: в то, что Петр пообещал Павлу увидеться с ним «кое-где еще» – то есть явно после смерти. Не верю по простой причине: умный и благородный Павел, которого называли «русским Гамлетом»,