стоять с вами в одном строю! Я рад, что не ошибался в вас — в каждом из вас! Наше время настало — так идите же и готовьте солдат к походу. Для нас начинается путь чести!!!

Я улыбнулся…

Воистину это так!

Глава 7

…— Не робей, братцы! Пищали заряжай!!!

Растерявшиеся и дрогнувшие после смерти сотника стрельцы стали оборачиваться на мой голос. А я, лишь седьмицей ранее назначенный десятником, еще громче воскликнул, заполошно забивая порох шомполом:

— Пулю клади!!! Да не спите, тетери, ляхи близко!

Стрельцы принялись выполнять привычные для каждого ратника команды — но что важно, именно мои команды! А ведь многие воины растерялись после того, как случайная стрела вонзилась в горло сотника, и Аким Степанович пал замертво… Оно и неудивительно! Ибо мы лишились старшого сразу после того, как полк правой руки, состоящий из поместной конницы, дрогнул на наших глазах под напором польских крылатых гусар — и отступил!

И хотя воевода наш, князь Федор Иванович Мстиславский, еще перед битвой приказал выставить впереди стрелецких приказов сцепленные между собой сани — вместо телег и возов, коими обычно укрепляется гуляй-город — но нам-то пришлось разворачиваться и выдвигаться навстречу латным всадникам! Прикрывая тем самым правое крыло большого полка… А тут еще налетела легкая шляхетская кавалерия да запорожцы, издали метая стрелы и паля из самопалов…

Три залпа дали стрельцы, отгоняя ворога — и отогнали! Да только вслед за конными стрелками неотвратимо полетели на нас крылатые гусары, клоня к земле уцелевшие пики да размахивая саблями на скаку… Коли доскачут они до нас и ударят — сметут разом все четыре ряда! И пушки, что выкатили вперед по наказу князя, нас не спасут…

Тут без горластого и уверенного в себе сотника, способного изготовить стрельцов к бою — ну просто никак! И как только я понял, что прочие десятники с гибелью Акима Степановича растерялись пуще моего (а кто-то и вовсе не понял, что произошло), тогда я и закричал во всю мощь глотки, обращая внимание стрельцов на себя…

— Пыж клади!

Вои послушно выполняют мои указания — а до крылатых гусар, под копытами огромных жеребцов которых буквально дрожит земля, остается не более полутора сотен шагов! Но мы успеваем. Все одно палить нужно только с десяти сажень — то есть трех десятков шагов.

— Фитиль пали!

Успеваем…

Все четыре ряда стрельцов нашей сотни действительно сумели изготовиться к залпу прежде, чем гусары приблизились на расстояние прямого выстрела. Но как же тяжело теперь держаться, чтобы не надавить на спусковой крючок уже после того, как прозвучала моя собственная команда «Целься»! И как же страшно смотреть на могучую рать летящих во весь опор крылатых ляхов, закованных в сверкающие на солнце панцири… Кажется, что все наконечники их необычно длинных пик нацелены именно в мою грудь! А разделяющее нас расстояние уже столь мало, что я могу различить цвет глаз вражеских гусар!

К примеру, у того рыжеватого, кто действительно направил коня в мою сторону, они имеют яркий зеленый цвет.

— Первый и второй ряд…

Я вновь замираю, считая шаги до врага и одновременно с тем читая про себя псалом «Живый в помощи». И вновь жду, заставляя и себя, и ратников мучительно томиться, пока первые поляки не поравняются с выбранной мной меткой…

— Огонь!!!

Мой рев показался мне особенно громогласным — но мгновением спустя он потонул в слитном залпе полусотни пищалей! К нему тут же присоединились залпы едва ли не всей линии стрелецких приказов — многочисленные выстрелы дружно грохнули и слева, и справа от нас. А спереди грянули картечью выставленные вперед пушки! Все пространство вокруг заволокло дымом — и, не дожидаясь, когда из него вынырнут крылатые всадники в стальной броне, я без всяких раздумий приказал:

— Третий и четвертый ряд — смена!

А спустя всего пару мгновений повторил показавшуюся уже привычной команду:

— Целься…ПАЛИ!!!

..Битву у Добрыничей рать государя Бориса Годунова уверенно выиграла: после того, как пороховой дым рассеялся над нашими рядами, мы увидели лишь спины заметно поредевших после неудачной атаки шляхтичей! И тогда Шуйский бросил поместную конницу уже вдогонку врагу… Вскоре после той памятной мне битвы, чьи картины обрывочно встают перед глазами и по сей день — как привиделась она мне только что! — я и был назначен в сотники Михаилом Устинычем, головой стрелецкого приказа. И хотя выбить оставшихся ляхов из каменного кремля Путивля нам не удалось, а Борис Годунов вскоре умер (после чего царем как раз и стал самозванец) — все же славную битву у Добрыничей я по-прежнему помню, как будто случилась она вчера!

И к слову, став сотником, от верной пищали я так не отказался, что вообще-то редкость среди стрелецких «офицеров»…

От рождения нареченный Тимофеем, появился на свет я за восемь лет до закладки новой Елецкой крепости, ставшей по царскому замыслу одной из самых мощных и вооруженных в засечной черте. Последняя же, возведенная еще при Иоанне Четвертом, постепенно сдвигается на юг, захватывая все больше степных земель — тем самым позволяя Московским государям нарезать все больше земных наделов для детей боярских и увеличивать их число.

Вот и мой отец, Егорий Орлов, происходящий из «сынов боярских», был отправлен царским указом на юг, войдя в число ратников будущей Елецкой крепости. По семейному преданию свой род мы ведем еще от дружинников князей Рязанских… Правда не старших, то есть не самых знатных и родовитых, а младших — тех, кто попроще. Быль то или небыль, я не знаю — ведь позже на границе со степью в детей боярских вовсю верстали и мещерских казаков…

Однако же, помимо тегиляя, служащего броней большинству соратников отца, батя мой имел и кольчугу с коротким рукавом и длинным подолом, и древний шелом с наносником. У других сынов боярских такой збруи не было…

Он был умелым воином — мой отец. Искусно владел луком, метко стреляя из него и с земли, и с седла, лихо рубил саблей — поговаривали, что как-то раз в рубке он рассек татарина пополам, до самого седла! К тому же весьма умелый наездник, батька мой был весьма уважаем прочими детьми боярскими и в свое время заслуженно получил десяток под начало.

Но когда мне стукнуло одиннадцать годков, сгинул отец вместе с дозорным разъездом — сгинул вместе с конем добрым, древним дедовским шеломом и кольчугой, верткой саблей-киличем и тугим составным луком… Вся збруя ратная, стоящая немалых денег, пропала в те черные дни