— Более важное, чем вопрос, кто из нас в конце концов станет править всеми северными землями? — спросил Джерин скептически.

Голова Араджиса резко дернулась вверх-вниз — он кивнул. Джерин тихонько присвистнул. Несколько раз в своей жизни он оказывался на самом пике волны новостей, то есть между теми, кто их уже знал, и теми, кого они еще не достигли. Очевидно, Араджис сейчас оседлал этот гребень, а потому Лис произнес:

— Тогда лучше скажи мне, что случилось.

Араджис снова кивнул:

— Вопрос уже не в том, кто из нас станет правителем северных земель, а в том, сумеем ли мы сохранить наши головы на плечах.

— Ради ваших пяти элабонских чистилищ, о чем ты говоришь? — пробасил Вэн.

— Империя возвращается в северные земли, — ответил Араджис.

Несколько мгновений Лис не мог уловить смысла сказанного. Помимо приятных воспоминаний о своих студенческих годах, проведенных в столице, он ни разу в течение двадцати с лишним лет мысленно не возвращался к Элабонской империи, буквально с тех самых пор, как она отвернулась и отсоединилась от своей бывшей северной провинции. И даже в предшествующие этому событию годы он старался думать о ней как можно реже и не платил имперским властям никакой дани, ибо не получал от них той помощи, которую они обязаны были оказывать жителям приграничных краев.

Но если империя надумала вдруг вернуться…

— Отец Даяус, — прошептал он.

— Йо, вот именно, — согласился Араджис Лучник. — Они расчистили два перехода через Xaй Керс и пустили по ним солдат. Не знаю, что там происходило все эти годы, но впечатление такое, что теперь у них есть множество воинов, которых можно направить сюда.

— Отец Даяус, — повторил Джерин.

Его беспокоил Араджис. Его беспокоили Адиатанус и трокмуа, а также чудовища из пещер под храмом Байтона в Айкосе. Его беспокоили гради и тот же Фердулф. Но как могла его беспокоить империя, давным-давно исчезнувшая с горизонта северных территорий? Он не знал, что сказать.

Его выручил Дагреф, со всегдашней своей педантичностью заявивший:

— Быть может, империи можно как-то противостоять, если вы, два короля, объедините свои силы.

Араджис окинул юнца ясным взглядом своих холодных глаз, но обратился к его отцу:

— В твоей семье все такие смышленые, Лис? Это ведь не тот паренек, которого похитили и которого я вернул тебе, забрав у проклятого менестреля?

— Нет, то был Дарен, его сводный брат, — ответил Джерин, приходя понемногу в себя. — А это Дагреф. Представляю его тебе и предупреждаю, что лучше никогда не допускать при нем промахов в своих суждениях, иначе тебя непременно поправят.

— А… очередной всезнайка, — сказал Араджис и замолчал.

Язвительная усмешка, зазмеившаяся было на его губах, вдруг угасла. Он еще раз пристально взглянул на Дагрефа.

— Мм… похоже, нет. Те только думают, что они знают все, а на деле оказывается иначе. А когда этот что-нибудь говорит, он точно знает, что имеет в виду. Ты, наверное, был таким же, пока у тебя не начала расти борода, а?

— О, разумеется, — ответил Джерин, обнимая сына за плечи.

Дагреф тут же всем своим видом выразил, что вполне мог бы обойтись и без таких знаков приязни.

— В те дни я всегда и во всем был уверен, — продолжил Джерин. — Я не всегда бывал прав, заметь, но всегда полагал, что я прав.

Дагреф заерзал под рукой Лиса.

— Пусти меня, — произнес он возмущенно. — Иной способ для каждого из вас выбраться из этой передряги, это вступить в союз с империей против другого. Но разве имперским ставленникам можно довериться? Они используют вас, а затем выбросят за ненадобностью.

Тут оба, и Джерин, и Араджис, уставились на юнца. Джерин практически был уверен, что он в конце концов и сам бы пришел к подобному умозаключению, но не с такой беспечной легкостью и безжалостной ясностью, как его сын. Араджис отвесил Дагрефу резкий неглубокий поклон со словами:

— Я приехал сюда предложить твоему отцу объединить наши силы. Ты помог мне убедиться, что я сделал правильный выбор. Я у тебя в долгу.

— Пусть это вас не слишком волнует, — спокойно отвечал Дагреф. — Мой отец тоже у меня в долгу. Вы, по крайней мере, при этом не проиграли мне спор.

Араджис обратил на Джерина вопросительный взгляд.

— Не спрашивай меня об этом сейчас, — сказал Лис. — Нам нужно думать о главном.

— Как скажешь. — Араджис Лучник коротко усмехнулся. — И все же с тем, кто сумел тебя хоть в чем-либо превзойти, стоит считаться. Со временем этот паренек станет очень опасен. Так, значит, поговорим?

Тут вперед выступил Бэлсер, сын Дебо.

— Лорды короли, — сказал он, — добро пожаловать в мою главную залу. Чувствуйте себя там как дома.

Он был единственным из собравшихся, кого не особенно удручила принесенная Лучником новость, и Лис понимал, почему это так. Ведь она означала, что они с Араджисом не станут воевать за его поместье. Возможно, ему даже не придется кормить большое войско своего нового сюзерена особенно долго, поскольку боевые действия, скорее всего, развернутся на юге, куда эти воины и уйдут.

— Они хотят вернуть себе наши земли, — сказал Араджис, усевшись за стол и зажав в руке кружку. — По их мнению, все обстоит так, будто они никогда от нас не отказывались. Тот, что приехал в мою крепость, сказал, что я могу остаться бароном (не королем, заметь, а бароном), если заплачу дань за прошедшие двадцать лет и один год.

— Даяус на небесах! — воскликнул Джерин. — И ты оставил его в живых?

— Боюсь, что да. — В голосе Лучника слышалось некоторое смущение. — В тот момент я не был готов сражаться на юге, так как все мои силы сместились к северу, чтобы накинуться на тебя.

Он говорил так, будто Джерин не мог ожидать ничего иного. Поскольку Лис действительного ничего иного и не ожидал, то он кивнул, и Араджис продолжил:

— Я просто выставил этого малого из моих владений нагишом, чтобы империя имела представление о том, что она может рассчитывать от меня получить.

— Отличный ход! — пробасил Вэн.

Адиатанус захлопал в ладоши. Джерину тоже понравился ответ Араджиса на имперские притязания, хотя сам он, наверное, обошелся бы с имперским послом по-другому.

Пока он решал, следует ли ему это высказать, заговорил опять Дагреф:

— Поступив с этим малым менее сурово, вы бы проявили большее благоразумие.

Паренек все еще пребывал в том возрасте, когда человек без промедления высказывает кажущиеся ему верными мысли, не забивая себе голову такими пустяками, как такт.

— Позднее я подумал о том же, — признался Араджис.

Сделав паузу, чтобы допить свой эль, и выставив кружку, чтобы ее вновь наполнили, он покачал головой: