Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты прав, — сказал он. — Я сильно ошибался и сожалею об этом. Старый Сморчок, извини, что я называл тебя самым ничтожным предсказателем во всём нецивилизованном мире. Иккинг, ты был прав, что отправился в поход за Замороженной Картошкой, чтобы спасти жизнь своего придурковатого друга.
Стоик обернулся к Рыбьеногу.
— А больше всего я извиняюсь перед тобой, РЫБЬЕРОГ. — торжественно прогудел он. — Я тебя недооценивал.
Рыбьеног зарделся.
— Не за что, не за что. — залопотал он.
— Есть за что. — Стоик протянул ему волосатую ручищу. — У Вождя должно хватать сил, чтобы признаться в своей неправоте. Ты и вправду чудаковат, но ты умеешь хранить верность, и когда мой сын станет Вождем, ему понадобятся верные друзья.
Тем временем Беззубик, которому эти всхлипы и расшаркивания были как кость в горле, упорхнул и пристроился в теплом местечке поближе к камину.
— Иккинг, — сонно проговорил Беззубик, устраиваясь поудобнее. — в б-б-ближайшие пять минут б-б-болъше никто не с-с-со-бираспгся умирать?
Иккинг рассмеялся и перевел вопрос Старому Сморчку.
— Нет, — торжественно обещал Старый Сморчок.— Я ОЧЕНЬ внимательно всмотрелся в огонь и со всей ОПРЕДЕЛЕННОСТЬЮ заверяю, что в ближайшие пять минут НИКТО не собирается умирать. Однако боюсь. Брехун Крикливый заразился от Рыбьенога простудой...
— Тогда ладно, — зевнул Беззубик. — Если Б-б-беззубик н-н-никому бо-бо-больше не нужен, Б-б-беззубик ляжет спать.
Так что в тот самый день, когда Внутренние Острова пробудились от самой холодной и долгой зимы за последнюю сотню лет, когда снег начал таять, когда все остальные охотничьи драконы в своих подземных пещерах открывали глаза, готовясь выйти на белый свет, когда весна наконец-то соизволила наступить, в тот самый момент Беззубик сумел-таки расслабиться и впал в Зимнюю Спячку.
Одноглаз свернулся калачиком рядом с ним и захрапел, как простуженный динозавр.
Старый Сморчок принялся разъяснять Стоику Обширному некоторые особенности предсказания будущего.
Иккинг со своим другом Рыбьеногом и Камикадза пошли на улицу, чтобы весь остаток дня ничего особенного не делать, — это было их любимое времяпрепровождение.
А Брехун Крикливый проснулся с тяжелой головой, охрипшим горлом и носом, из которого струились две зеленые речки.
Выходит, Викинги всё-таки простужаются...
Я хоть и догадывался, но никогда не знал наверняка, что же именно произошло в тот удивительный миг моего замерзшего детства, когда Злокоготь отобрал у меня Картошку.
Однако много лет спустя, когда я уже стал взрослым юношей и получил под командование свой первый корабль, мы однажды возвращались домой после долгого плавания, полного опасностей и приключений. И вдруг я почувствовал, что за нами кто-то следит. Неведомый преследователь не оставлял нас в покое много дней и ночей, всегда держась на одном и том же расстоянии от корабля. Много часов я провел на верхушке мачты, всматриваясь в крохотную черную точку на горизонте и пытаясь понять, кто же это — кит, акула или чудовищный дракон, друг или враг. При этом меня не оставляло ощущение, что этот таинственный преследователь мне знаком, что при каких-то обстоятельствах мы уже сталкивались с ним.
И только когда мы вошли в Угрюмое Море, странный преследователь подошел ближе. По темному блеску шкуры я сразу же понял, что это Злокоготь. Он не напал па нас, как я в глубине души боялся, а качал играть с кораблем — то плыл с ним бок о бок, то подныривал под киль, выплывая с другой стороны. И с каждым кругом подходил всё ближе и ближе.
Такое поведение весьма характерно для дельфинов и даже для китов-горбачей, которые обожают корабли и готовы играть так часами, но для Злокогтя оно было крайне необычно. Как правило, Злокогти относятся к людям примерно так же, как мы относимся к насекомым: они нас попросту не замечают.
Но этот Злокоготь был не похож на других. Хотя на вид это было вполне взрослое животное, длиной раз в пять больше нашего корабля, он играл с нами, как дитя, плавал вокруг корабля, а напоследок плеснул могучим хвостом и выпрыгнул из воды, широко расправив крылья. Дракон перескочил через корабль, едва не задев мачту.
На какое-то мгновение длинное черное тело заслонило солнечный свет, и мои Воины ахнули в благоговении, ужасе и изумлении, Я тоже ахнул, потому что узнал этого дракона. Это был мои Злокоготь, тот самый, он не погиб, не ушел в неведомые глубины; он был полон сил и здоровья и страшно доволен собой (да и мной тоже).
Ныряя в воду с другой стороны корабля, громадный Злокоготь аккуратно поджал лапы и вошел в воду под точно рассчитанным углом, так, что ни единая волна от его падения не покачнула наше небольшое суденышко. Потом дракон поплыл рядом с нами, так близко, что мы могли бы, протянув руку, коснуться его черного, как вороново крыло, блестящего бока. А на прощание он перевернулся на спину, пошевелил крылом, как будто помахав, и на его грозной пасти появилось некое подобие улыбки.
С тех пор этот Злокоготь повсюду следовал за моим кораблем — не как Злой Рок или Проклятие, а скорее как Ангел-хранитель.
Я потерял счет удивительным случаям, когда я оказывался посреди Открытого Океана в самом рискованном положении (ибо мы, Викинги, ведем жизнь, полную опасностей), и, казалось, все было потеряно, и вдруг, откуда ни возьмись, появлялся Злокоготь.
Этот Злокоготь провел мой корабль через Великий Шторм, когда в Неугомонном Западном Море потонули тысячи кораблей, он спас меня при кораблекрушении на Острове Каннибалов, он сражался с Исполинскими Чудовищами, которые, словно кальмары, обвили мой корабль своими щупальцами и старались утащить его в морскую пучину.
Он стократно расплатился со мной за то благодеяние, которое я ему оказал, когда в холодном, негостеприимном море спас ему жизнь.
Он и до сих пор следует за мной, хотя ему уже нет нужды так часто спасать меня, ибо я стал стар и медлителен, как большая морская черепаха, а волосы мои белы, как перья Полупятнистых Снегоступиков.