Вы думаете, я не осознавал, что творю со своей судьбой, что, мне было мало заманчивых предложений, заманчивых и лестных, карьерных, денежных? Полно. Особенно, когда была «Народная партия», когда нужно было создать иллюзию всеобщей поддержки. У меня тысяча предложений была, и у Дмитрия тоже.

Знаете, многие, наверное, скажут «дурак», или «дураки», но я не работаю на сегодняшний день. Я отказался от сиюминутных выгод, потому что прекрасно понимаю, что на карте, как это ни пафосно звучит, не только судьба страны и народа, но и судьба моей семьи, моих родных и близких, которые никуда не уедут, не сбегут, не попросят никакого политического убежища — они обречены хлебать кашу вместе со всеми, и иногда эта каша оказывается горькой.

Н. Болтянская: Напомните инцидент в Госдуме с «итальянской забастовкой»?

Г. Гудков: Мало было поправок, мало депутатов. Мы не смогли два пакета поправок внести, потому что они воспользовались процедурными нормами и не дали их озвучить, потому что авторов не было на месте. На самом деле это прекрасная идея нашей молодежи — Дмитрия Гудкова и Ильи Пономарева, и она разбудила немного определенную часть общества. Я считаю, что это очень хорошая идея. А ошибка — мало поправок. Но поверьте, это титанический труд — одна поправка занимает кучу времени, а когда их 457 — это очень тяжело. А если бы их было 1537 — это многотомное издание.

Н. Болтянская: «Если ваш телефон прослушивают — это прикольно».

Г. Гудков: Там девочки сидят. Для них это прикольно. Кстати, те, кто работает очень близко, часто, как это ни странно, сопереживают, понимают правоту.

Н. Болтянская: Вам не кажется, что пора оппозиции включать конспиралогические механизмы?

Г. Гудков: Не хочется. Мы много раз говорили, что наша защита — что мы все стараемся делать открыто и публично, никакого смысла в оперативной слежке и интервью не должно быть — бессмысленно применять оперативные методы, потому что они дают ровно столько, сколько звонок человека, который представляется корреспондентом «Эха Москвы» и берет интервью. И пожалуйста — можно позвонить узнать, что хочет и планирует Гудков, один или второй. Мы стараемся противопоставить этой беспардонной слежке за казенный счет, — поверьте, огромные деньги тратятся на это дело, — принцип максимальной открытости.

Н. Болтянская: А что дальше?

Г. Гудков: В Библии написано — сначала было слово. Оно обрастет делами.

Н. Болтянская: Продолжим разговоры после выпуска новостей. Новости.

Н. Болтянская: Продолжаем программу. «Г-жа Яровая заверила, что именно благодаря принятию поправок в закон о митингах все прошло организованно».

Г. Гудков: Это вопрос очень серьезный, я об этом уже сегодня говорил, но хочу еще раз повторить: я понял тайный смысл всех этих пассов, которые делает власть. Власть перешла на режим репрессий, но ей ужасно нужно оправдание всех драконовских законов, безумных обысков, всех прочих деяний. Они говорят: вот видите, мы приняли закон. И митинг прошел мирно. Это неуклюжее оправдание, потому что они даже милиции дали команду выйти в парадной форме, без бронежилетов, без сфер — практически таких не было.

Н. Болтянская: Были, я сама видела — много их стояло на выходе.

Г. Гудков: Но мало на сто тысяч граждан. Обратите внимание — автозаков почти не было, очень мало. По сравнению с тем, какая подготовка была осуществлена по 6 мая. Сначала у меня была уверенность, что провокацию организовал кто-то из протестующих 6 мая, потом у меня начали закрадываться сомнения — а не было ли там провластных структур, которые по глупости организовали провокацию, а власть не знает, что с ними делать. Сейчас у меня однозначная уверенность, что провокация была организована провластными структурами — видимо, по согласованию с властью. Власть готовилась, подтянула мощные силы, знала, что провокация будет. И что произошло — то произошло.

Н. Болтянская: Ксения Собчак говорила, что она знала, что готовится неадекватная реакция.

Г. Гудков: Вы хотите сказать, что она знала, что они хотели сесть на асфальт? Это провокация?

Н. Болтянская: Но это так восприняли.

Г. Гудков: В этот момент я вел переговоры между представителями ГУВД и представителями Мэрии и теми, кто сидел на асфальте. Первая реакция была: у них до 19 часов есть время, пусть сидят, погода хорошая. И когда мы стали вести переговоры, очевидно, что никто не помышлял из сидящих о прорыве. Я вас уверяю, что Навальный за 10 минут до начала прорыва говорил: скажите им, что никто никакого прорыва не готовит, никто никуда не будет рваться, объясните им, пусть они дадут возможность пройти, войти в сквер, спокойно дойти до трибуны. Это мне говорит Навальный. Я иду к коллегам из ГУВД, вроде договариваемся сдвинуть немного цепь. И через 10 минут кто-то начинает прорыв.

А сейчас власть была уверена, что никого не надо будет хватать, плющить — не было никаких сил и никто не готовился отражать атаки. А 6 мая просто военное противостояние: город в кольце врагов. Вы видели, что творилось на мостах? Я видел грязнейшее, многоэшелонированное, многоярусное оцепление, технику, машины, поставленные встык. Это производило впечатление города в кольце врагов.

Н. Болтянская: «Очевидно, что оппозиция в думе кроме демонстрации и балагана ничего не может. Почему бы ей не уйти из думы, провоцировав ее роспуск и перевыборы?»

Г. Гудков: Это мечта единороссов голубая. Если часть неразумной толпы 10 декабря, когда я вышел выступать на трибуну, кричал «сдай мандат», — правда, они потом перестали кричать. То в этот раз я вышел, и сначала не понял, что мне скандируют. А мне скандировали «молодец». Конечно, я глубоко тронут, хотя в «итальянской забастовке» заслуга нашей молодежи, тем не менее, вот так сейчас изменилось общественное мнение — в том числе тех, кто приходит на митинги. Они понимают, что дума это трибуна для высказывания других точек зрения. Даже Ленин, уж на что был непримиримый революционер и точно не ходил на консультации в Кремль, в управление внутренней политики, все равно говорил о том, что мы пойдем в царскую думу для того, чтобы ее использовать как трибуну для пропаганды наших идей и взглядов. Я вообще сторонник парламентской демократии. И если бы она у нас была, если бы парламент был местом не только для политических дебатов, но и для принятия политических решений, ничего не было бы нужно.

Но так как власть сегодня монополизирована, или я бы сказал хуже — узурпирована, — благодаря герою Чурову, которого наградили за это, за это ворованное большинство, — конечно, возможности парламентской демократии сведены сегодня практически к нулю.

Н. Болтянская: Вы как те лягушки, которые пытаются сбить масло из сметаны?

Г. Гудков: И кое-что получается. Не знаю, как насчет масла, но сметана уже точно есть.

Н. Болтянская: Это как восстание в концлагере — безнадежно, но мужественно.