площадь городка (Можайск скорее не город, а городок — здесь тоже большей частью дома деревянные) два красноармейца, выставив винтовки, куда-то ведут… немца! Да, самого что ни на есть немца, в зеленой солдатской форме, простоволосого, бледного, нахально глядящего холодными стальными глазами вперед. Весь вид солдата, кажется, так и говорил: «Можете делать со мной что хотите, но армию Гитлера вам не остановить… Сами видите, мы уже почти в Москве…»

В Можайске в этот час, чуть ли не на пятый день войны, увидеть немца в полной форме — было невероятно. Немного позднее мы узнали, что где-то в окрестностях Можайска был сброшен немецкий десант. Можайск тогда находился в глубоком тылу, и, видно, гитлеровское руководство добивалось прежде всего психологического эффекта: немецкие солдаты в боевой форме, появившиеся чуть ли не в пригородах Москвы (отсюда до столицы километров сто, не больше), должны были вызвать панику. Не знаю, какой была судьба других десантников. Полагаю, что паники они не вызвали, погибли или укрылись в лесах, где тоже вряд ли долго продержались. Так или иначе, это был первый немец, которого я видел в эту войну… Лет одиннадцать или двенадцать до этого, по пути в Альпы, в Баварии, на железнодорожном полустанке, я видел первого нациста — кривоногого, лысого. Тогда он показывал нам свастику, на всякий случай спрятанную под лацканом пиджака, и объяснял, кто он такой, — настанет время, и его единомышленники-де перебьют евреев и «поставят на место» Францию… Без сомнения, ни ему, ни нам тогда не приходило в голову, что́ может случиться через десять с лишним лет. Гитлеровец в Можайске вызывал сотни мыслей, вопросов, переворачивал вверх ногами все наше понимание войны, военной психологии…

Наша машина, увы, отказалась нам служить. Чтоб починить ее, понадобилось бы два, а то и три дня (в ремонтных мастерских не хватало рабочих). Долго раздумывали, что делать, и решили: оставить машину в ведении секретаря горкома, взяв у него расписку, а до Москвы добираться поездом. Секретарь, относившийся к нам дружески, позаботился, чтобы нас усадили в вагон. В поезде ехали рабочие и возвращались домой задержавшиеся в Можайске и других подмосковных поселках дачники, москвичи и люди, приезжавшие сюда по делам. В вагоне все сидели мрачные, с нами почти никто не заговаривал, а если кто и спрашивал, то мы помнили указание можайского секретаря «не вызывать паники» и не рассказывали случайным встречным переживания последних дней.

Люди толковали о своей работе, родственниках, о прерванном отпуске. Молодая красивая женщина рассказывала, сидя в углу купе, что ей надо вернуться в Москву, а оттуда ехать к мужу в Брест, на границу Польши. Кто-то сказал, что она опоздала — Брест уже заняли немцы. Что ж, если не в Бресте, то где-нибудь в Белоруссии она непременно найдет мужа!

— Эх, девица, — сказал бородатый старик, — говоришь ты как младенец. Думаешь, твой муж сидит и ждет, пока ты приедешь?.. Война, понимать надо!

Женщина смахнула краешком платка слезу и тяжело вздохнула.

— Хорошо еще, детей у нас нет…

Чернявый парень в спецовке объяснял пассажирам:

— У немцев же бензину не хватает. Нечего в моторы заливать… А мотор без горючего работать не будет…

— Горючего, горючего… Горючее у них теперь синтетическое… — сказал усатый интеллигентный человек.

Парень расхохотался.

— Чепуха, дядя!.. На синтетическом далеко не уедешь…

Одни поддерживали парня, другие — усача. За разговором явно таились два мнения: одни не верили или не хотели верить в мощь немцев, другие понимали, что с ними нелегко будет справиться. Но прямо никто не выражал своих мыслей, особенно мысли о том, что немцы сильны.

— А ягод-то, ягод в лесу! — напевно сказала женщина, приоткрыв свою корзинку. — Просто одна к одной…

— Тоже нашли чем заняться — ягоды собирают! — снова заговорил усач. — Окопы рыть, готовиться к возможным неожиданностям…

— Без паники, без паники, папаша! — откликнулся парень в спецовке.

Усач замолчал, плюнул в открытое окно и, вытащив из кармана жестяной портсигар, в котором находились курительная бумага и табак, принялся скручивать цигарку.

Поезд шел нормальной скоростью, останавливался на многочисленных полустанках пригородов Москвы. Одни пассажиры выходили, другие заходили в поезд. Наконец мы оказались да уже знакомом нам Белорусском вокзале.

МОСКВА В ПЕРВЫЕ ДНИ ВОЙНЫ

В Москве на первый взгляд вроде ничего не изменилось. Но только на первый взгляд. На вокзалах в поезда, идущие на запад, садились солдаты. Вагоны товарные. Из открытых дверей глядели серьезные, суровые лица солдат. Мрачно играла гармонь. Не надеясь найти на площади такси, мы спустились в метро. Давка была гораздо больше, чем раньше в ранний вечерний час. Люди серьезнее, никто не улыбался, не шутил, каждый думал тяжелую думу. Приехав в центр, мы пересели на другую линию и вышли на знакомой Арбатской станции. Отсюда недалеко улица Воровского и наше Постоянное представительство при Совете Народных Комиссаров СССР — красивый двухэтажный дом, в котором я впервые оказался в 1936 году, когда мы приезжали в Москву, — прием давал посол Литвы Юргис Балтрушайтис. Прошло всего пять лет… Изменился строй в Литве, Балтрушайтис еще раньше ушел в отставку и уехал к сыну в Париж, и вот теперь я снова в Москве — человек, который неизвестно когда увидит снова любимых людей и родную землю…

Багажа у нас не было, мы пешком добрались от метро до цели своего путешествия. По Арбатской площади шагали солдаты в полном снаряжении, мимо с шумом проезжали набитые битком трамваи. На углу улицы мы заметили первые плакаты военного времени: на одном красноармеец протыкал штыком крысу — Гитлера, на другом Родина-мать просила своих детей защитить ее…

Мы вошли в здание Постпредства. Постпредом был мой знакомый Повилас Ротомскис{109}, человек моих лет. Когда-то, еще до советского времени, я встречался с ним в Каунасе, в книжной лавке прогрессивных учителей, где он, коммунист, вышедший из тюрьмы, работал продавцом. Я знал его и как переводчика рассказов Максима Горького и романа Эптона Синклера «Автомобильный король». Ротомскис и его жена Тамара нас, первых беженцев из Литвы, встретили очень душевно, выделили две комнаты и вкусно покормили.