Мы снова сталкиваемся с тем, что рассуждения, основанные исключительно на рыночных представлениях, оказываются неполными без включения в них моральных аспектов. Мы не можем решить, нужно ли торговать лицензиями на убийство носорогов без решения вопроса о справедливом, с точки зрения морали, способе оценки стоимости этого права. Конечно, не все согласятся с таким подходом. Но когда речь идет о рынке, невозможно не задать вопрос о справедливом способе оценки того блага, которое является предметом торга.

Серьезные охотники инстинктивно принимают данную точку зрения. Они понимают, что моральная легитимность любимого ими вида спорта (и платы за охоту на вымирающих представителей животного мира в том числе) зависит от общественных представлений о правильном отношении к дикой природе. Некоторые из таких охотников подчеркивают свое благоговейное отношение к добыче и утверждают, что убийство великого и могучего животного является своеобразной формой выражения этого уважения. Российский бизнесмен, который заплатил за охоту на черного носорога в 2007 году, сказал: «Мой выстрел был одним из самых больших комплиментов, которые я мог сделать черному носорогу»[125]. Критики же скажут, что убийство живого существа является весьма странным способом выразить к нему уважение. Главным, с точки зрения морали, остается вопрос о том, насколько правильно охотники за трофеями оценивают значение дикой природы. Это возвращает нас к дискуссии об общественных представлениях и нормах поведения: достаточно ли для оправдания существования рынка лицензий на убийство исчезающих видов животных одного того факта, что это способствует росту их популяции, или же следует учитывать и то, отражает и пропагандирует ли такой подход правильный способ определения ценности дикой природы.

С позиций морали рынок охотничьих лицензий на черного носорога представляется сложным явлением, поскольку он направлен на защиту исчезающих видов путем содействия сомнительному по своей сути отношению к дикой природе. Далее следует еще одна «охотничья история», которая подвергает рыночный подход к животному миру еще более жесткому испытанию.

На протяжении веков атлантические моржи присутствовали в арктической части Канады в таком же изобилии, как зубры на американском Западе. Эти массивные морские млекопитающие, которые ценились за свое мясо, кожу, жир и бивни, из-за своей беззащитности всегда становились легкой добычей для охотников, и к концу XIX века популяция этих животных оказалась практически уничтоженной. В 1928 году Канада запретила охоту на моржей, сделав небольшое исключение лишь для эскимосов, коренных жителей региона, не мыслящих себя без охоты на моржей, бок о бок с которыми они жили более четырех с половиной тысяч лет[126].

В 1990-х годах лидеры инуитов[127] обратились к канадскому правительству с предложением позволить им продавать охотникам часть своей квоты на добычу моржей. Они обосновывали это тем, что в результате такой сделки число убитых моржей не увеличится, а инуиты получат от охотников не только деньги за лицензии, но и работу в качестве проводников и егерей. Кроме того, у них останутся традиционные продукты добычи – мясо и шкуры убитых животных. В итоге данная схема позволит улучшить экономическое положение бедных национальных общин без превышения существующей квоты на добычу. В итоге канадское правительство согласилось с этим предложением.

Сегодня богатые охотники со всего мира держат свой путь в Арктику, чтобы воспользоваться возможностью пострелять моржей. За эту привилегию они платят от 6000 до 6500 долларов. При этом они не испытывают азарта от погони или трудностей, связанных с преследованием неуловимой добычи. Моржи являются безобидными существами, они медленно передвигаются и являются удобной мишенью для людей с ружьями. В своем захватывающем отчете, опубликованном в New York Times Magazine, К. Д. Чиверс сравнил охоту на моржей под контролем инуитов с «долгой поездкой на лодке с целью выстрелить в очень большой пуф»[128].

Местные гиды маневрируют на лодке в пятнадцати ярдах от моржей и подают охотнику сигнал, когда тот должен выстрелить. Чиверс описал сцену, в которой охотник из штата Техас убивает свою жертву: «Пуля охотника ударила тушу в шею, заставив моржа дергать головой, ударяя лежащих рядом сородичей. Кровь хлынула из раны. Морж лежал неподвижно. [Охотник] опустил винтовку и взял видеокамеру». После этого экипаж инуитов принялся за тяжелую работу – им предстояло оттащить по льду и разделать тушу убитого животного.

Трудно понять привлекательность такой охоты. Она является слишком легкой и не имеет ничего общего со спортом или экстремальным туризмом. Охотник в этом случае не может даже украсить трофеями стены своего дома: моржи охраняются в Соединенных Штатах, и ввозить в страну части тел этих животных запрещено.

Так зачем же охотники стреляют в моржей? Видимо, чтобы поставить галочку в списках трофеев, составляемых охотничьими клубами. В этих списках есть, например, африканская «Большая пятерка» (леопард, лев, слон, носорог и буйвол), а также арктический «Большой шлем» (северный олень, мускусный бык, белый медведь и морж).

Вряд ли такую цель можно считать достойной, многие находят это отвратительным. Но вспомните, что рынки не судят о желаниях, они их удовлетворяют. В самом деле, с точки зрения рынка, многое говорит в пользу решения инуитов продавать свое право на отстрел определенного количества моржей. Инуиты получают новый источник дохода, а «охотничьи списки» – возможность пополниться новой позицией, и все это без превышения существующих квот. В этом плане продажа права на убийство моржей похожа на продажу лицензий на деторождение или загрязнение окружающей среды. Рыночная логика подсказывает, что если у вас есть квота, то выставление лицензий на продажу улучшает общее благосостояние. Это приносит пользу одним потребителям и не ущемляет права других.

И все же в существовании рынка лицензий на убийство моржей есть нечто морально отталкивающее. Предположим, что разрешение инуитам заниматься охотой на моржей, как они делали это на протяжении многих столетий, – разумное решение. Но согласие на продажу этого права аморально по двум причинам.

Во-первых, рынок в данном случае занимается удовлетворением порочного желания, реализация которого не имеет никакой общественной пользы. Можно по-разному относиться к «большой охоте», но в данном случае мы имеет дело с чем-то иным. Желание убить беспомощное млекопитающее с близкого расстояния, без риска или погони, просто ради того, чтобы пополнить список своих жертв, недостойно исполнения, даже если это приносит инуитам дополнительный доход. Во-вторых, для самих эскимосов продажа чужакам права убивать моржей в рамках выделенной для аборигенов-охотников квоты извращает смысл и цель исключения из правил, сделанного для местной общины. Данная привилегия является выражением уважения к традициям и жизненному укладу инуитов, учитывающим их давнюю зависимость от возможности охоты на моржей. Превращение этой привилегии в денежный эквивалент и концессию на убийство никоим образом не соответствует изначальной цели сделанного для эскимосов исключения из правил.