Гастон, задыхаясь, крикнул:

— Это… все…

Пистолет выскочил у него из руки и исчез в мутной воде.

Я скользил, судорожно цепляясь за прутья, и только чудом удержался. Мне даже удалось обернуться, как только я очутился на открытом месте. Двое солдат старались вытащить застрявшее в проеме тело. Даже мертвый, Гастон прикрывал мой отход.

Я прильнул к стене, держа пистолет наготове. Улица была пустынной. Часовые, видимо, решили, что мы в западне, и по эту сторону стены никого не было. Только тот часовой, которого мы первым заметили, он, должно быть, и поднял тревогу.

Выглянув, я узнал Оливковую аллею и ту улицу, по которой уже имел счастье пройтись десятью днями ранее. Она спускалась вниз и поворачивала направо. Именно туда я должен пройти под огнем пулемета. Очень не хотелось выходить на открытое место, но оставаться было нельзя.

Я и побежал, только так можно было спастись. На меня упал луч прожектора и отбросил тень на пыльные стены и шаткие булыжники. Я невольно рванулся в сторону, и тотчас же затрещал пулемет, засвистели пули, ударяясь о камни слева от меня. Я был в тени и мчался под защиту стены, маячившей впереди. Прожектор все еще искал меня, когда я нырнул за поворот. Я бежал в полной тишине. Обитатели этих убогих домов научились тихо сидеть за закрытыми ставнями, пока шла стрельба.

Я миновал место, где погиб Грос, и помчался дальше. На значительном расстоянии от меня снова и снова свистел часовой. Случайный выстрел поднял пыль впереди.

Вдруг я услышал топот ног. Скользнул взглядом по темным лавчонкам, пустым и жалким, пытаясь отыскать ту, где сидела безучастная ко всему старуха со своими пожитками. Эта лавчонка, насколько я помнил, была совсем крохотной, с обшарпанным серым навесом и черепками разбитых горшков у дверей.

Я уже пробежал мимо, но вовремя спохватился и нырнул под навес. Едва справился с жестким брезентом, с трудом отыскал проем, и тотчас меня поглотила тьма.

Я никак не мог отдышаться. Снаружи доносились крики и топот ног. Я получил короткую передышку. Этот ход им не был известен.

Я взглянул на часы. В этом мире все происходило молниеносно — еще не было половины девятого. А ушел я из дому в половине седьмого. За два часа я убил двоих и одного убили из-за меня. Я подумал, как быстро может человек превратиться в первобытного охотника, жестокого, кровожадного, если тому благоприятствуют обстоятельства.

В этой кромешной тьме на меня вдруг навалилась смертельная усталость. Я зевнул и сел на пол. Так хотелось вытянуться и уснуть, но вместо этого я встал и на ощупь двинулся по проходу. Я еще не завершил дела, хотя многого достиг — я во дворце, цел-невредим и с оружием.

У меня появилась надежда сразиться. Это был мой единственный шанс. Из нетерпеливого, неопытного новичка я превратился в закаленного бойца, способного на убийство, если понадобится.

* * *

Через полчаса я уже был в том самом коридоре, куда меня высадили так опрометчиво две недели назад из шаттла Империума. В коридоре ничего не изменилось. Я вышел, осторожно закрыл дверь и двинулся вперед, прислушиваясь, чтобы не попасть в ловушку. Я запомнил, в какой стороне лифт, и пошел в противоположную.

Дойдя до первой двери, я осторожно нажал на ручку и, к своему удивлению, обнаружил, что она не заперта. Заглянул внутрь и понял, что спальня. Вошел и при слабом свете светильников увидел широкую кровать, большой письменный стол у дальней стены, встроенный шкаф, небольшое кресло и через слегка приоткрытую дверь — просторную ванную комнату. Закрыв дверь, я пересек комнату и заметил, что на окнах стальные ставни. И ставни, и шторы, и стены выкрашены были в зеленый цвет. Я закрыл ставни, подошел к столу и включил настольную лампу. Мне чертовски надоело двигаться на ощупь, впотьмах.

Комната была просторная и великолепно отделана. На полу — серо-зеленый пушистый ковер, две скромные акварели на стенах. Вдруг я почувствовал, как дурно от меня пахнет. Одежда задубела от пота и была вся в грязи. Я не задумываясь сбросил сюртук и все остальное и отправился в ванную.

Мытье заняло у меня полчаса, но надеть мундир в том виде, в каком он был, я не мог. Я выстирал все и развесил на батарее. Затем облачился в висевший здесь отличный купальный халат и вернулся в спальню.

Я плохо соображал, но все же подумал, что поступаю опрометчиво. Попробовал встряхнуться, не смог. Я почему-то чувствовал себя в полной безопасности, нет, так не годится. Но ведь, даже если я встану, то могу и стоя уснуть. Как бы в подтверждение этому я снова зевнул, после чего сел на стул напротив двери и приготовился ждать. Последнее, что я помню, это как я встал и выключил свет.

Мне приснилось, будто я на берегу моря и солнечные блики весело играют на воде. Солнце слепит глаза, и я стараюсь не смотреть на него. Наконец мне это надоело. Я заерзал на стуле и открыл глаза. В голове нестерпимо гудело.

Я взглянул на бледно-зеленые стены комнаты, на серо-зеленый ковер. В комнате было тихо, и я не решался пошевельнуться, чтобы не разбудить дремавшую где-то в теле боль.

Дверь была открыта!!!

Я помнил, что выключил свет, — ничего больше. Кто-то включил свет, открыл дверь! Я пробрался сюда как убийца, и кто-то нашел меня спящим, совершенно измученным после стольких испытаний.

Я осторожно выпрямился в кресле и тут же понял, что в комнате кто-то есть. Обернулся и вижу: в кресле красного дерева, обитого черной кожей, сидит человек, вытянув ноги и слегка сжав подлокотники. Человек улыбнулся, немного наклонился вперед, и мне показалось, что я смотрю в зеркало.

Я не двигаясь смотрел на него. Лицо его было худее моего и более морщинистое, покрытое загаром. Волосы выцвели под лучами африканского солнца. И все ж я смотрел на себя. Не на близнеца, не на двойника, не на прекрасного актера — на себя самого, сидевшего в кресле.

— Вы крепко спали, — сказал он. И мне показалось, что я слышу магнитофонную запись собственного голоса. Только этот голос безупречно говорил по-французски.

Я слегка шевельнул рукой. Пистолет при мне, человек, которого я собирался убить, сидит всего метрах в трех от меня — одинокий и беззащитный. Но я пока не готов стрелять. Возможно, никогда не буду готов…

— Вы хорошо отдохнули? — спросил мой двойник. — Или еще немного поспите, прежде чем поговорить со мной?

— Я хорошо отдохнул, — твердо ответил я.

— Не знаю, как вы сюда попали, — сказал двойник, — но достаточно того, что вы здесь. Трудно сказать, к счастью это или к несчастью, но что может быть лучше, чем найти брата.

Не могу сказать, что я представлял себе диктатора Байарда негодяем, ловким интриганом или маньяком. Но я не ожидал встретить во плоти своего двойника, с добродушной улыбкой и поэтической манерой речи, человека, назвавшего меня своим братом.

Он посмотрел на меня с нескрываемым любопытством.