– Добрый вечер… – буркнул я, проходя.

– О, сосед! Здравствуйте! Как вы поживаете? – Она явно забыла, как меня звать, но в ее глазах вдруг зажглось нечто значимее пустой вежливости – там, в глубине этих черных, как уголь, глаз возник некий странный, я бы сказал, интерес к моей ничтожной фигуре, словно она увидела меня впервые. Или это и вправду во мне вдруг появилось нечто, что обращает на меня внимание новых русских женщин – сутенерш и банкирш?

– У вас день рождения? – спросил я.

– Нет. Но можете меня поздравить: я выиграла судебный процесс у Парижского банка! Мы отмечаем.

– Поздравляю.

– Пошли, Инна, – взял ее под локоть молодой и высокий круглолицый блондин с гладко зализанными волосами.

– Позвоните мне как-нибудь, – сказала она мне.

– По поводу вашей квартиры?

– Да. И не только. Позвоните…

Я вышел на улицу и зябко передернул плечами.

Впрочем, если идти быстрым шагом, то отсюда до моего дома не больше двадцати минут хода.

Конечно, ночью мне снилось нечто такое эротическое, что и описать нельзя. А утром…

Назовите меня брюзгой, ворчуном, старым валенком, новы где-нибудь читали о том, как детектив или следователь, разбирающий крупное дело (обязательно крупное, а как же, станет нынешний автор детективного романа заниматься делом об убийстве топором полуживой старушки!), – так вот, вы читали, как этот следователь посреди сюжета вдруг заболевает какой-нибудь совершенно дурацкой и не к месту болезнью – гриппом, ангиной, аппендицитом? Сотни детективных романов ежемесячно выбрасывают на книжные прилавки артели наших Кристи и Сименонов, десятки сериалов маршем Турецкого и Каменской проходят по телеэкранам, но никто из героев этих боевиков никогда не чихает, не кашляет, не простужается и не прерывает своих героических трудов из-за очередной эпидемии гриппа. И это в стране, где волны гонконгского, филиппинского и прочих гриппов сменяют друг друга с постоянством караула у мавзолея на Красной площади. Это в стране, где гриппом болеют абсолютно все – кроме, конечно, президента и главных героев детективных романов. У телевизионных следователей просто железобетонное здоровье, даже у Каменской за все ее четыреста или пятьсот романов ни разу не было месячных. Очень реалистичные персонажи, бессребреники и подвижники, гвозди бы делать из этих людей…

Да, так о чем я?

Впрочем, вспомнил: на следующее утро… Что ж, не скрою: на следующее утро я, как последний мудак, уподобился этим бесподобным героям наших телесериалов. Несмотря на то что в горле уже першило и даже скребло, несмотря на то что кости ломило, а мышцы (если они есть в этом старом мешке с костями) развезло какой-то сумятной слабостью, я съел свою кашу «Быстрое», оделся по обманчивой апрельской погоде в плащ и – даже без шарфа и шапки – снова отправился в «Би-Лайн», на улицу 8-го Марта, выяснять адрес клиентки с номером 764 98 17.

Она оказалась Рашиловой Тамарой Егоровной, проживающей хрен знает где, у черта на куличках, в Юрлово, на улице Пущина, дом номер 4, строение 3, квартира 452. Если бы Иван Пущин – лицеист, «мой первый друг, мой друг бесценный», как называл его Пушкин, и «бриллиант среди декабристов», как звали его сами декабристы, – знал, что благодарное потомство назовет его именем улицу в каком-то Юрлово на куличках Москвы и особенно если бы он увидел эту улицу – пустынную, продуваемую ветрами и мусором и застроенную грязными шлакоблочными многоэтажками, которые торчат тут, как редкие зубы в челюсти у нищей старухи, – если бы, повторяю, этот светский щеголь и мечтатель из декабря 1825 года увидел свою улицу нынешнего 2001 года, он, я уверен, тут же перешел бы на сторону царя. И вообще, если бы все декабристы увидели свои имена на табличках наших нынешних улиц, не было бы, я думаю, никакого декабрьского восстания и вся история России сложилась бы иным образом…

Но они были слепы, наивны и, боюсь, даже глупы, как все романтики.

А потому я – еще больший идиот – доехал на метро до Медведково и теперь шел, уже зная, что заболеваю, по этой гребаной улице Пущина, шел, согреваемый сверху апрельским солнцем и поддуваемый снизу и с боков могильной сыростью и холодом зачерствевших за зиму сугробов, которые, дай Бог, оттают где-нибудь в июне.

Дом № 4 я нашел сам всего за двадцать минут блуждания по грязным и растрескавшимся тротуарам, тонущим в лужах; а строение № 3 – с помощью аборигенов (двое из них послали меня в разные стороны, третий еще дальше, а четвертый сказал, что «строения 3» можно достичь только в обход, с улицы Кононенкова). Но дворами я все-таки вышел к этому объекту, который действительно фасадом выходил на Кононенкова (кто такой, не знаете?), а тылами – на Пущина, хотя числился почему-то на Пущина. «Строение» оказалось длинным многоэтажным монстром на восемь подъездов, причем в квартиру № 452 на последний, девятый, этаж пришлось подниматься пешком, поскольку лифт не работал.

Зато в подъезде не было ни домофона, ни кодированного замка на дверях, и это облегчило мою задачу, иначе в ожидании этой Рашиловой мне пришлось бы дежурить тут до ночи. Или – до приезда за мной «скорой помощи». Потому что, когда я взошел-таки на девятый этаж, я понял наконец, что у меня грипп и температура под сорок, если не выше, – я был мокрый как мышь.

Почему же я не позвонил этой Рашиловой по телефону? Почему приперся сюда сам, даже без участкового?

Ну а что я мог сказать ей по телефону? Заказать стриптизный танец лесбиянок с доставкой на дом?

Неплохая идея, но, к несчастью, она пришла мне в голову только теперь, когда у меня есть время вспомнить и записать все или почти все детали этой нелепой, но совершенно правдивой истории. А в то время никаких идей, кроме стандартной манеры Битюга тупо пахать каждый след и горячечным лбом пробивать стены, у меня не было.

Отдышавшись перед дешевой, даже без глазка, дверью квартиры № 452 и утерши свои мокрые от пота лицо и шею, я нажал кнопку звонка. Наверное, я был совсем плох, потому что в ожидании ответа оперся рукой на фрамугу двери и стоял так, наклоненный, с полузакрытыми глазами и подкашивающимися от гриппозной слабости ногами.

Дверь открылась неожиданно, широко и без всяких вопросов «Кто там?». За дверью стоял молодой плечистый амбал из породы солнцевских или таганских быков – в майке и трусах, с коротко стриженной башкой, скуластый, с чуть раскосыми глазами и шеей штангиста. За его спиной, поодаль, в конце короткого коридора высились Полина и Тамара – вчерашние танцорки-лесбиянки из «Вишневого сада», а в просвете меж их фигурами, одетыми лишь в ночные сорочки, был виден кухонный стол с бутылками и какой-то едой.

Впрочем, лицезреть всю эту картину я мог не больше десяти секунд, потому что бык, повернувшись к Полине, спросил:

– Поль, это тот самый?

Кажется, я успел подумать, что меня тут ждали – тот кожаный, с серьгой и косичкой «диспетчер» из «Вишневого сада», видимо, позвонил им, сука, насчет меня, предупредил.

– Ну да, – отозвалась Полина. – Больной какой-то! Таскается за мной…