Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В открытый люк мансарды доносился негодующий Зойкин голос. Ага, добралась и сразу же зацепилась с кем-то поганым языком. С Жекой, с кем же еще… А вот не встану! Без меня разберутся.
Заскрипела деревянная лестница, и над срезом люка показалась растрепанная Зойкина голова:
– Ты знаешь, что опять учудил твой брат?!
– Не знаю, – сказал я и стал рассматривать гравюру с геройским казаком Кузьмой Крючковым.
Кузьма не суетился, а спокойно себе протыкал пикой немцев. На нем отдыхал глаз. Вот занят человек делом: протыкает уже сто лет подряд и будет протыкать, пока гравюра не рассыплется от старости. И никто никогда не станет орать: «Ты знаешь, что опять учудил Кузьма Крючков?!»
– Эй! Тебе неинтересно, что ли?! – опешила Зойка.
– Интересно. Расскажи.
– Нет, ты должен сам видеть!
– Кому я должен, всем прощаю.
– Расслабился! На постель в грязной одежде… – с завистью сказала Зойка. Вылезла из люка и уселась у меня в ногах.
Кряхтя, словно маленький старичок, в мансарду поднялся Жека, за ним клацал когтями Гражданин Собакин. Оба как вошли, так и упали: Жека на кровать, Собакин – рядом, на пол.
Я спросил:
– Что еще ты успел натворить, чудовище?
Жека пожал плечами, Гражданин Собакин вильнул хвостом.
– Он показал портрет бабушки, – наябедничала Зойка.
– Рожи корчил, что ли? – не понял я.
– Да нет, портрет бабушки, которая лайку ему одолжила.
– Обещал и показал, – буркнул Жека.
– Скажи, ЧТО ты показал! – насела Зойка.
– Портрет!
– Чей?!
– Бабушкин!
– Шаманки портрет он показал! – рявкнула Зойка. – Старинный, в зале народных обычаев. Прикинь, Алеш! Я сперва подумала: ошибся, бывает… Веду его к другим фоткам, поновей: здесь бабушку ищи! А он – опять к шаманке… Чучело, ты хоть понимаешь, что ее сфотали еще до революции?!
Жека покладисто кивнул: до революции так до революции.
– …А потом всех шаманов увезли на поезде!
Жека и на это кивнул: увезли так увезли.
– …Ну! Разве она могла тебе собаку дать?!
– Дала же, – развел руками Жека.
– Но как?! Она же давно МЕРТВАЯ!!
– Сама ты мертвая! – обиделся за шаманку Жека. – Что я, мертвых не видал? Они в лохмотьях; глаза тухлые, волосы растрепанные, на пальцах ногти дли-инные, потому что волосы и ногти после смерти еще растут. – Жека понизил голос до таинственного полушепота: – И этими длинными-длинными ногтями… они…
Зойка доверчиво наклонилась, чтобы лучше слышать, и мой братец не упустил такой замечательный случай.
– …ВПИВАЮТСЯ ТЕБЕ В ГОРЛО! – проорал он со всей мочи, выбрасывая навстречу Зойке скрюченные пальцы.
Не достал, но ей хватило. Побледнев, Зойка пискнула, как придавленный котенок, и схватилась за сердце. Впечатлительная.
– Алеша, – отдышавшись, начала Зойка, – в детстве я думала, что москвичи – отдельный, сказочный народ. Вроде эльфов, только не все ушастые. Взять Светлану Владимировну. Она идет – и за квартал видать, что москвичка. Тащит с помойки какой-нибудь стул обшарпанный – все равно москвичка! Дама!.. Я думала, что все москвичи такие, и это справедливо, потому что в столице должны жить необыкновенные люди… А потом я встретила это сопливое недоразумение в вечно спадающих штанах! – Зойка театральным жестом указала на Жеку. – Этого собачьего вора и тупицу, неспособного даже складно соврать…
Поганый язык вошел в рабочий режим. Поняв, что это надолго, я ушел в ванную. Умылся. Прижег йодом ссадины и царапины. Заглянул в нашу комнату – Гражданин Собакин дрых, задрав лапы кверху, Жека наслаждался Зойкиным вниманием, а сама ругательница клевала носом от усталости. Поганый язык молол, не снижая темпа, как будто внутри у Зойки играла запись «Избранные ругательства и оскорбления».
– Зой… Извини, что перебиваю. Может, чаю попьем? – предложил я.
– Ага, счас… Если бы твой брат учился в нашей школе, то специально для него пришлось бы открыть класс «Ю» с единственным учеником, потому что второго такого идиота не найти ни в Ордынске, ни во всем районе! – выпалила Зойка. – Алеша, ставь чайник, а я пока умоюсь.
И она удалилась с победным видом.
– Класс «Ю» – это все-таки не «Я»! Как считаешь, она дает мне шанс на когда вырасту? – задумчиво спросил Жека. «Идиота» он пропустил мимо ушей, а ведь вчера рвался поколотить Зойку за такие оскорбления.
– Ты о чем, брат?! Влюбился, что ли?!
Жека тяжело вздохнул:
– Она пойдет в седьмой класс! Между нами пропасть…
– Влюбился… Значит, шаманку ты придумал? Хотел Зойку подразнить?
– Не-е, – замотал головой Жека, – шаманка всамделишная была. Точь-в-точь как на фотке.
– А почему мы с Зойкой не видели?
– Так вы мой велик дяде Тимоше сували!
Я аж растерялся от такого нескладного вранья. Вот на фига мы стали бы сувать, то есть совать ведьмаку детский велик, из которого выросла даже щуплая Зойка? Чуть погодя до меня дошло: а ведь было дело! Ночью, когда возвращались со станции, Жека напросился к ведьмаку на мотоцикл, а велосипедик мы с Зойкой запихинули в коляску. Долго провозились. Мешался руль; я хотел ослабить его гаечным ключом и развернуть вдоль рамы, а Зойка полезла приматывать велик веревкой и путалась под ногами. Пока мы с ней цапались, Жеке успели бы подарить свору собак. Но все равно в истории с псом и шаманкой оставались непонятные места.
– Это ночью было, – сказал я, – а Собакин к нам пристал только утром.
– Значит, гулял, – пожал плечами Жека. – Мало ли какие дела у охотничьего пса!
– Допустим, – не сдавался я. – А дядя Тимоша видел шаманку?
– Ну… Он как бы смотрел в нашу сторону… Только мы с ней за кустик отошли… – замямлил Жека.
– Ты боялся, что она попросится на мотоцикл, – понял я.
– В общем, да, – со вздохом признал мой хитромудрый братец. – Но я не в том смысле боялся, в каком ты подумал!
– А в каком я подумал?
– Откуда мне знать, это же ты подумал, – вывернулся Жека.
– Я подумал, что свинья ты, братец! Бабулька к тебе со всей душой, вон какого пса дала, а ты ее за кустик, чтоб дядя Тимоша не видел. А то вдруг бы он решил подвезти старую женщину! Пришлось бы тебе освобождать коляску от своего велика и педали крутить!
Жека с оскорбленным видом поджал губу:
– А может, я не поэтому! Может, я за нас за всех боялся! – Он таинственно понизил голос. – Алеш, она ПОЯВИЛАСЬ, шаманка. Никого рядом не было! Дядя Тимоша у мотоцикла, вы с Зойкой с другой стороны, велик в люльку заталкиваете. Я смотрю – лайка, и отошел поиграть. Думал, приманю, нечего ей здесь рядом с волком. Сел на корточки, а тут сапожки, подол вышитый…