Время от времени он доставал эти книги, трогал закладки, но так и не нашел в себе сил продолжить чтение с того места, где остановились они. Дочитать историю до конца.

Гамаш закрыл книгу Констанс и выглянул в окно на маленький задний двор. Он подозревал, что под снегом там огород. И летом сестры садились на дешевые пластмассовые стулья в тени большого клена и пили холодный чай. И читали. Или разговаривали. Или просто молчали.

Говорили ли они о тех днях, когда были пятерняшками Уэлле? Вспоминали ли детство? Вряд ли.

Этот дом казался убежищем, в котором они прятались от своего прошлого.

Старший инспектор повернулся и посмотрел на пятно на ковре, на полицейскую ленту. На книгу в своей руке.

Скоро он узнает всю историю.

– Я, кажется, понимаю, почему сестры Уэлле скрывали, что они пятерняшки, – сказала Лакост, когда они уже собирались уходить. – Но почему в безопасности собственного дома не хранить своих фотографий, открыток, писем? Вам это не кажется странным?

Гамаш спустился с крыльца:

– Думаю, в их жизни было очень мало того, что принято считать нормальным.

Они медленно пошли по утоптанной тропинке, щурясь на ярком солнце, усиленном снежной белизной.

– Кое-что еще отсутствовало, – сказал Гамаш. – Ты не заметила?

Лакост задумалась. Она знала, что Гамаш не проверяет ее. Он был выше этого, как и она сама. Однако сейчас у нее не было никаких идей.

Она отрицательно покачала головой.

– Ничего о родителях, – сказал Гамаш.

«Черт!» – подумала Лакост. Ничего о родителях. И как она упустила? В этой куче пятерняшек – или отсутствующих пятерняшек – она упустила нечто важное.

Месье и мадам Уэлле. Одно дело – скрывать часть своего прошлого, но зачем стирать из него еще и собственных родителей?

– По-вашему, что это означает? – спросила Лакост.

– Возможно, ничего.

– Вы полагаете, именно это забрал убийца?

Гамаш обдумал ее вопрос:

– Фотографии родителей?

– Семейные фотографии. Родителей и сестер.

– Не исключено, – ответил он.

– Я тут подумала… – начала Лакост, когда они подошли к ее машине.

– Продолжай.

– Да нет, глупости.

Гамаш поднял брови, но ничего не сказал. Просто посмотрел на нее.

– Что нам вообще известно о пятерняшках Уэлле? – спросила Лакост. – Они по собственной воле исчезли из виду, стали сестрами Пино. Вели чрезвычайно замкнутую жизнь…

– Не тяни, инспектор, – подбодрил ее Гамаш.

– Возможно, Констанс не последняя.

– Pardon?

– Откуда нам известно, что остальные мертвы? Может быть, одна из них жива. Кто еще мог проникнуть в дом? Кто еще знал, где они живут? Кто еще мог забрать семейные фотографии?

– Мы даже не знаем, понимал ли убийца, что Констанс из пятерни Уэлле, – заметил старший инспектор. – И мы не знаем, были ли похищены семейные фотографии.

Он уехал, но гипотеза Лакост не давала ему покоя.

Возможно, Констанс не последняя.

«Слушай внимательно, – умолял себя Жан Ги Бовуар. – Бога ради, сосредоточься».

Его колени дрожали, и он положил на них руку, поприжал.

Мартен Тесье инструктировал агентов, назначенных в рейд на одну из байкерских баз.

– Это вам не какие-то татуированные громилы, – говорил заместитель Франкёра, поднимая глаза от схем в блокноте. – Слишком многие мертвые полицейские и главари банд недооценивали байкеров. Это воины. Внешне они, может, и похожи на бездомных бродяг, но не сомневайтесь: они подчиняются дисциплине, они преданны и весьма мотивированы на защиту своей территории.

Тесье продолжал – сыпал образами, схемами, планами.

Но Бовуар слышал только собственный умоляющий голос: «Господи боже, не дай мне умереть».

Старший инспектор постучал в дверь и вошел в кабинет Терезы Брюнель. Она подняла голову и взглянула на него.

– Пожалуйста, закройте дверь, – сказала она, снимая очки.

Ее голос и манеры показались ему необычно резкими.

– Я получил ваше сообщение, но меня не было в городе.

Он посмотрел на часы на ее столе – стрелки только-только перевалили за двенадцать.

Она показала ему на стул. Он помедлил секунду, потом сел. Тереза опустилась на стул рядом. Выглядела она усталой, однако одета была, как всегда, с иголочки и полностью владела собой.

– Извините, Арман, но мы дошли до конца.

– Что вы имеете в виду?

– Вы знаете, что я имею в виду. Я думала об этом, говорила с Жеромом, и мы считаем, что искать тут больше нечего. Мы гонялись за собственным хвостом.

– Но…

– Не прерывайте меня, старший инспектор. Вся история с видео вышла из-под контроля и раздулась до невероятных размеров. С ней покончено. Видео ушло в свет, и, что бы мы ни делали, назад его не вернуть. Вы должны остановиться.

– Не понимаю… – Он вгляделся в ее лицо.

– Все очень просто. Вы обиделись, рассердились и захотели отомстить. Вполне естественно. Потом вы убедили себя, что за этим стоит нечто большее, чем просто видео. Вы распалились и распалили всех вокруг. Включая и меня. Тут уж моя вина, не ваша. Я позволила себе поверить вам.

– Что случилось, Тереза?

– Суперинтендант, – отрезала она.

– Désolé. Суперинтендант. – Он понизил голос. – Что-то случилось?

– Конечно случилось. Я пришла в чувство. И вам советую сделать то же самое. Я почти не спала прошлой ночью. Утром встала и набросала кое-какие заметки. Хотите посмотреть?

Гамаш кивнул, внимательно глядя на нее. Она протянула ему листок с записями. Он надел очки, прочитал написанное и аккуратно сложил листок пополам.

– Как видите, я перечислила все, что может свидетельствовать в пользу вашей версии, согласно которой старший суперинтендант Франкёр организовал утечку видео и имеет еще более далеко идущие и зловещие цели…

– Тереза! – воскликнул Гамаш, внезапно наклонившись вперед, словно хотел физически воспрепятствовать продолжению ее монолога.

– Да бога ради, старший инспектор, прекратите вы. В моем кабинете нет жучков для прослушки. Нас никто не слышит. Никому мы не нужны. Все это в вашей голове. Посмотрите на мои записи. Там нет никаких доказательств. Груз нашей дружбы и мое уважение к вам затуманили мой разум. Вы соединили точки, которые существуют только в вашей голове. – Она подалась к нему чуть ли не с угрозой в голосе и облике. – И все по причине вашей личной неприязни к Франкёру. Если вы и дальше будете продолжать так, Арман, то я лично пойду к нему со свидетельствами ваших действий.