И открывая дверь старым ключом, я уже слышала, как босые ножки бегут по дорожке.

– Йита! – Счастливый визг на всю квартиру.

– Ромка! – Бухаюсь на колени и ловлю мелкого.

Маленькие ручки сжимают шею, мокрый от мороженого нос утыкается в щеку, а липкая маечка явно получила мороженки больше, чем нос, но все это такие мелочи!

– Мама давно ушла? – подхватывая ребенка, разворачиваюсь, закрываю дверь.

– Давно, – шепчет Ромка, продолжая прижиматься ко мне изо всех сил.

Вот Катька! Знает же, что малый боится один оставаться в квартире, могла бы и подождать меня.

– Голодный? – задала я следующий вопрос, скидывая кроссы и рюкзак и направляясь на кухню.

– Кусал! – гордо ответил Ромка.

– Мороженку? – недоверчиво спрашиваю, ибо знаю, как Катя готовит.

Ром все так же гордо кивнул.

Катя. Иногда я начинаю понимать, почему папа ушел от нее!

– Пошли варить кашку, – решительно сказала я.

– Васебную? – проявил Ромка живейший интерес.

– А то, – я вспомнила про скатерть, – и у нас даже будет скатерть-самобранка!

– У-у, – глазенки предвкушающе засверкали. – Самабака…

– Самобранка, – поправила я. – Это значит, что ее брать… – думала сказать можно, вспомнила, с кем разговариваю, и категорично добавила: – нельзя.

– Самабака… – повторил Ромочка.

Мне его вариант нравился.

Зайдя на кухню с горами грязной посуды и неубранным столом, на котором имелись остатки пиццы и пустые одноразовые коробочки от покупных салатов, я усадила Ромку на детский стульчик, поставила воду греться, потом сходила за скатертью и загрузила ее в режим деликатной стирки.

– Гречка, пшенка, рис? – начала перечислять варианты.

– Пюе, – внес свое предложение малыш.

– Пюе, – повторила я, в задумчивости оглядывая кухню.

С овощами тут всегда туго, обычно я таскаю, чтобы малому супчик сварить. Года два назад я вообще предложила маме забрать Ромку к нам, Кате он тогда был не нужен, а дома за ним точно смотрели бы лучше… Страшно вспомнить, что было после, и данный вопрос я больше никогда не поднимала, да и походы к Ромке скрывать начала.

– Ромка, для пюе нам нужно в магазин сходить, давай пока кашку.

– Гьечку, – смирился с неизбежным малыш.

А может, не так уж и плох вариант съехать на отдельную квартиру и деньги взять? Забрала бы Ромку к себе, наняла няню, и было бы у нас все хорошо…

– С подливкой, – предложила я.

Ромка кивнул, и, поставив сковородку на огонь, я принялась искать лук. Не нашла. В итоге мы плавно забыли про подливу, вода вскипела, гречка сварилась, я обрадовалась маслу сливочному и все его вбухала в кашку. Ромулечка терпеливо ждал. Вообще потрясающий ребенок – не капризничает, не скандалит, нежный такой и ласковый – самый лучший мужчина в мире!

– А потом, – я рассказывала про сказочную страну, в которой сегодня побывала, – дерево попросило сигарету.

– Куить плохо, – вставил умную мысль Ромка.

– И я о том же, – потрясая ложкой, которой кашу мешала. – А потом было такое…

Внезапно от двери послышался смешок, и я услышала веселое:

– Какое?

Ромка вздрогнул от неожиданности и заорал. Я, швырнув со злости ложкой в Стужева, рванула к малышу. Быстро вытащила из стула, обняла, начала успокаивать, потом вовсе унесла в детскую. Там маленький долго еще всхлипывал и дрожал, а я, стараясь не думать, что будет с гречкой, все укачивала его на руках.

– Плохой, – немного успокоившись, прошептал Ромочка.

– Да вообще козел! – не сдержалась я.

– Козики хаосие, – возразил ребенок.

Из коридора раздалось:

– Гречку я выключил.

– Теперь испарись! – рявкнула в ответ.

Тишина.

Слов вообще нет. Придурок!

– Йита злая, – заметил Ромочка.

– Идем кушать, – предложила я.

И мы прошли по коридору, мимо бесстыжего Стужева, который держал в одной руке фотографию Ромки и Кати, а в другой – трубку домашнего телефона и даже не смотрел на нас.

Войдя на кухню, я снова усадила малыша, достала уже сухую скатерть из машинки, и, убрав все со стола, расстелила. Ромка заинтересованно уставился на вышивку. Я тем временем вымыла тарелку, насыпала гречку, распределила по тарелке тонким слоем, чтобы быстро остыла, подула и поставила перед ним.

– Кушай красиво, – строго напомнила.

Из коридора раздалось:

– Рит, обними малыша, я зайду очень медленно.

Но это было зря, Ромка просто от неожиданности тогда заорал, а так он у меня мужик боевой.

– Посёл вон! – грозно заявил он, хватая ложку.

Стужев не послушался, вошел, но остановился на входе, настороженно поглядывая на мелкого.

– Йита моя! – продолжал мой грозный идеальный мужчина.

– Полностью поддерживаю, – вставила я, недовольно глядя на Князя.

И тут Стужев совершил подлянку.

– А я волшебник, – подмигнув мелкому, сообщил он.

Грозное орудие, в смысле ложка, дрогнуло в руке моего рыцаря.

– Добрый волшебник, – соврал Стужев. – Хочешь бабочку?

Ром медленно кивнул.

Князь сложил ладони, пошептал, подул, а когда раскрыл, на его руке сидела… фея! Маленькая фея с крылышками и испуганно взирала на собственно Стужева.

– Ой, – прошептал Ромочка.

– О, извечные луга… – прошептала феечка.

Стужев усмехнулся как-то совсем недобро, а затем произнес:

– Дитя видишь? – Феечка повернула головку, узрела Ромку, кивнула и вновь, как завороженная, уставилась на Князя. – Отныне и до его совершеннолетия отвечаешь головой, поняла?

Фея покорно кивнула.

– Хорошая девочка. – Еще одна злая усмешка, и Стужев брезгливо стряхнул фею с руки.

Малютка полетела к Ромке, слетела на стол и теперь стояла, изучая малыша, а тот не сводил глаз с нее.

– Ребенок не твой, – вынес вердикт вторженец, – но кровное родство прослеживается. Сводный брат?

Я не кивала, я молча сложила руки на груди и собиралась кому-то попортить шевелюру. Узрев угрозу в моем взгляде, Князь просто расхохотался, затем повернулся к фее и спросил:

– Ну?

И малюточка звонким, как звук серебряных колокольчиков, голоском ответила:

– Мама.

– Это единственная потребность? – Князь как-то странно скривился.