И точно, она была там, аккурат рядом с тигриным загоном.

Ванду запихнули в маленькую клетку, где было немного соломы и стружек на полу. Вид у нее был чертовски несчастный. Табличка на клетке гласила, что это «свинус американус».

Когда Ванда меня увидела, она тут же меня узнала, а я протянул руку за ограду и похлопал ее по рылу. Она громко хрюкнула, и мне стало так ее жаль, что я просто не знал, что делать. В конце концов я подошел к местному киоску, купил там немного попкорна, несколько штук «твикса» и отнес все это к клетке с Вандой. Я чуть было не купил ей хотдог, но вовремя одумался. Я давал ей твиксинки и кормил ее попкорном, когда голос у меня за спиной внезапно сказал:

— Что это ты, интересно, тут делаешь?

Я оглянулся, а там стоял здоровенный охранник зоопарка.

— Вот, Ванду немного кормлю.

— В самом деле? А ты не видишь вон ту табличку, где сказано: «Животных не кормить»?

— Могу поклясться, что не сами животные туда ее повесили, — говорю.

— А, да ты, как я гляжу, шутник хитрожопый? — говорит охранник и хватает меня за воротник. — Посмотрим, как ты у меня под замком пошутишь.

Говоря откровенно, всего этого говна я уже вдоволь наелся. Я хочу сказать, чувствовал я себя так паршиво, что чуть ли не силой вынужден был держать голову повыше, а все, что я делал, шло наперекосяк. Вот и теперь я всего лишь хотел покормить свинью малыша Форреста, а этот амбал решил устроить мне тепель-тапель. Все, хватит!

Я молча схватил охранника и поднял его над головой. Дальше я несколько раз его раскрутил, как не раз делал в свои борцовские дни с Профессором и Говехой, а потом просто отпустил. Он перелетел через ограду и с огромным всплеском плюхнулся аккурат в самую середину бассейна с моржами. Все моржи выскочили из воды и бросились к охраннику, от души хлопая его плавниками, а тот вопил, матерился и потрясал кулачищами. Я вышел из зоопарка и заприметил автобус, идущий обратно в деловую часть города. Порой человеку приходится делать то, что он должен делать.

Этот сукин сын должен быть до смерти счастлив, что я его тигру не кинул.

В общем, прошло не так много времени, прежде чем хороший кусок говна все-таки попал на вентилятор.

Похоже, что на бизнес, который мы провернули с аятоллой, очень косо смотрел народ с Капитолийского холма, который считал, что менять оружие на заложников — не такая уж классная идея. Особенно когда деньги, которые мы получали, уходили невесть каким гориллам в Никарагуа. Причем эти конгрессмены прикинули, что за всей схемой стоит сам президент, и они намеревались это доказать.

Полковник Норт так здорово справился, в первый раз давая показания перед Конгрессом, что его пригласили туда снова, и на этот раз там была уйма хитрожопых юристов из Филадельфии, которые пытались поставить ему подножку. Но полковник теперь уже и сам был дьявольски хитрожопым. Когда он применял свой такт и дипломатию, ему чертовски сложно было поставить подножку.

— Скажите, полковник, — спрашивает один из юристов, — как бы вы поступили, если бы президент Соединенных Штатов приказал вам совершить преступление?

— Ну вы даете, сэр, — говорит полковник. — Я же морской пехотинец. А морские пехотинцы повинуются приказам своих командиров. А потому, даже если бы президент приказал мне совершить преступление, я бы, как полагается, отдал ему честь и пустился вверх по холму.

— По холму? По какому холму? По Капитолийскому?

— Да нет же, мудозвон, — по любому холму! Это просто фигура речи. Мы морские пехотинцы! Мы бросаемся вверх по холму, чтобы на жизнь заработать.

— А, да-да, так вас поэтому «пустоголовыми» зовут?

— Я убью тебя, сукин сын, — оторву тебе башку, а потом туда наплюю!

— Пожалуйста, полковник, давайте не будем вульгарными. Насилие ничего вам не даст. Итак, полковник, вы мне говорите, что все это была не президентская идея?

— Как раз об этом я и говорю, придурок.

— Тогда чья это была идея? Ваша?

— Конечно же нет, пидорас. — (Такт и дипломатия полковника уже набирали полные обороты.)

— Тогда чья она была?

— Ну, она принадлежала массе людей. Она вроде как эволюционировала.

— Эволюционировала? Но там должен был быть «перводвигатель», полковник. Вещи такого масштаба просто так не «эволюционируют».

— Да, сэр, пожалуй, там была персона, которая наиболее тщательно все продумала.

— Таким образом эта персона должна быть «перводвигателем» всех этих незаконных схем, это верно?

— Пожалуй, можно и так сказать.

— А не был ли этой персоной адмирал Пойндекстер, советник президента Соединенных Штатов по вопросам безопасности?

— Эта жопа, из которой песок сыплется? Конечно же нет. У него не хватит мозгов собственную мочу из ботинка вылить. Какой там «перводвигатель»!

— Тогда не можете ли вы сказать нам, сэр, кто это был?

— Почему же нет, сэр, конечно могу. Это был рядовой Форрест Гамп.

— Кто-кто?

— Гамп, сэр. Рядовой первого класса Форрест Гамп, который был особым советником президента по тайным операциям. Все это была его идея.

Тут юристы сгрудились в кучу, принялись перешептываться, махать руками и кивать головами.

Вот так и получилось, что я оказался втянут в эту заваруху.

Следующее, что я понял, это что пара громил в шинелях среди ночи подошла к моей коробке в парке Лафайета и принялась барабанить по верхушке. Когда я выполз, чтобы посмотреть, что там такое творится, один из громил сунул мне в руку документ, где говорилось, что утром я должен предстать перед особым комитетом Сената по расследованию скандала «Иран — контрас».

— И советую вам выгладить форму, прежде чем вы туда прибудете, — говорит один из громил. — Потому что ваша большая жопа уже и без того в кучу проблем влипла.

Честно говоря, я не знал, что мне делать дальше. Уже было слишком поздно будить полковника Норта, который наверняка все прикинул насчет такта и дипломатии, а потому я просто побрел по городу и в конце концов оказался у памятника Линкольну. Прожекторы ярко освещали огроменного старину Линкольна, чья мраморная статуя почему-то навевала тоску. Слегка моросило, и над рекой Потомак вился туман. Мне стало страсть как себя жаль — и тут, ёксель-моксель, я увидел, как из тумана ко мне идет Дженни.

Подойдя ко мне вплотную, она говорит:

— Похоже, Форрест, ты опять в лужу сел.

— Похоже, — говорю.

— У тебя что, было мало бед, когда ты в прошлый раз вступил в армию?

— Немало.

— Так в чем же дело? Ты возомнил, что это надо сделать ради малыша Форреста?