– То есть сознание – это не функция нашего мозга?

Графолог улыбнулся:

– Помилуйте, барышня. Разве радиоприемник сам сочиняет музыку? Нет! Он лишь ловит радиоволны и преобразует их в аудиосигнал. Так же действует и наш мозг. Сам по себе он ни на что не способен.

– Значит, со смертью мозга сознание не умирает?

– Рано или поздно любой радиоприемник ломается, и его выбрасывают на свалку. Но это не значит, что радиоволны, которые он улавливал, исчезают. Пространство по-прежнему пронизано ими насквозь! Или возьмите свет звезд… – Громов отхлебнул молока и облизнул губы. – Множества звезд из тех, что мы видим на небе, давно не существует! Но мы все еще видим их свет. Он достиг Земли и понесся дальше – сквозь пространство и время!

Громов снова отхлебнул из своего стакана и задумчиво почмокал маленьким, узким ртом. На верхней губе у него остался белый полукруг от молока. Женя улыбнулась.

– Итак, вы хотите сказать, что предсказатель просто улавливает чужие волны? – сказала она.

– Ну да, – кивнул графолог. – Диапазон его «приемника» шире, чем у обычных людей. И то, что для других – простые радиопомехи, для пророка – отчетливая музыка. Пророк – это сложнейший и сверхмощный телескоп, позволяющий видеть звезды там, где прочие видят лишь непроницаемую тьму!

Воодушевленно разглагольствуя, Громов так сильно махнул рукой, что молоко из его стакана едва не выплеснулось Евгении на джинсы.

– И все-таки я не понимаю, какое это имеет отношение к графологии? – сердито проговорила Женя. – И какая связь между почерком человека и светом умерших звезд?

– К воротам будущего подходит множество ключей, – с хитрой улыбкой сказал Громов. – И почерк человека – лишь один из них. Ключ хироманта – линии руки, ключ цыганки – карты, ключ оккультиста – хрустальный шар. Ну, а для меня это почерк!

Женя поправила очки и сухо проговорила:

– Вы уж простите, Иван Иванович, но мне кажется, что все это чушь. Может быть, вы и мне погадаете? Я готова предоставить вам образец своего почерка.

Дьякон тревожно взглянул на Женю.

– Не нужно этого делать, – тихо сказал он.

Глаза графолога полыхнули огнем возбуждения.

– Вообще-то я предсказываю будущее не бесплатно, – сказал он, повысив голос. – Но вам, как другу дьякона… – Графолог взял с письменного стола блокнот и карандаш, протянул все это Евгении и предложил: – Напишите несколько строк. Только не торопитесь.

Подумав несколько секунд, Женя взяла карандаш на изготовку и написала:

Не властны мы в своей судьбе.

И в молодые наши леты

Даем поспешные обеты,

Смешные, может быть, всевидящей судьбе.

– Готово! – сказала Евгения, пододвинув блокнот к графологу.

Громов кивнул и склонился над блокнотом.

– Начнем с того, что вы девственница, – заговорил он, изучая почерк.

Женя слегка покраснела.

– Это вам почерк сказал?

– Он и только он, – заверил ее Иван Иванович. – Идем дальше… У вас никогда не было любимого человека. Недостатка в кандидатах, учитывая вашу внешность, не было. Но вы… вы боялись!

– Чего же я боялась?

– Не чего, а кого, – сухо проговорил графолог. – Вы боялись мужчин. Вы и сейчас их боитесь. Корни этого страха – в недоверии. Вероятно, когда-то давно противоположный пол принес вам много огорчений и бед. Негативный опыт не дает вам наслаждаться жизнью, Евгения. Он тянет вас на дно черного омута.

Женя слушала графолога с хмурой, скептической полуулыбкой.

– В душе у вас скопилось много нерастраченной любви, – продолжил тот. – И, если вы кого-нибудь полюбите, вы сделаете его самым счастливым человеком на свете. Что касается избранного вами профессионального пути, то он… ошибочен. И очень скоро вы в этом убедитесь. Однако…

Внезапно графолог осекся, лицо его слегка побледнело.

– Думаю, этого достаточно, – сказал он и отодвинул от себя листок.

– Это все? – удивилась Женя. – Я думала, вы расскажете, что ждет меня в будущем!

– Не сегодня, – скомканно проговорил Громов и беспомощно глянул на отца Андрея. – Как-нибудь в другой раз.

– Больше похоже на сеанс психотерапии, – сердито и смущенно сказала Евгения. – Неужели за это люди платят вам деньги?

– Представьте себе, находятся такие идиоты, – устало ответил Громов. Он повернул голову и посмотрел на настенные часы. – Боюсь показаться негостеприимным, но я совсем забыл об одном важном деле…

Отец Андрей тут же поднялся с кресла.

– Да, нам тоже пора идти, – сказал он. – Спасибо вам за консультацию, Иван Иванович.

– Для вас всегда пожалуйста, дьякон!

Когда Женя и отец Андрей выходили из комнаты, графолог окликнул дьякона:

– Андрюша, задержитесь на секунду.

Отец Андрей остановился. Графолог подождал, пока Евгения отойдет подальше, и тихо зашептал на ухо дьякону:

– Андрюша, друг мой, я не знаю, куда вы держите путь, но вы выбрали себе плохого спутника.

– О чем вы? – не понял дьякон.

– Эта девушка… – пробормотал Громов, слегка смутившись. – Надеюсь, вы с ней не близки? Поймите меня правильно, друг мой. У этой красотки уже есть спутник. Спутник, с которым она неразлучна, хотя сама об этом даже не догадывается.

– Какой спутник? – не понял отец Андрей. – О ком вы говорите, Иван Иванович?

Графолог грустно улыбнулся.

– Смерть, – тихо сказал он. – Смерть – вот ее спутник. На ней печать смерти. И я бы не советовал вам находиться рядом с ней. Представьте себе человека, который носит в руке гранату с сорванной чекой. Такому человеку не нужны спутники… – Графолог наткнулся на ледяной взгляд отца Андрея, вздохнул и примирительно проговорил: – Впрочем, я могу ошибаться. В конце концов, я не дельфийский оракул и не кумская сивилла.

– Вы ошибаетесь, – сказал отец Андрей. – Вы точно ошибаетесь. У меня тоже есть интуиция.

– Ваша интуиция не спасла моему сыну жизнь, – с легким, застарелым укором пробормотал Громов.

По лицу дьякона пробежала тень. Графолог поморщился и слегка стукнул себя по лбу основанием ладони.

– Нет, не то я говорю! Простите меня, Андрюша. Я знаю, что мой сын не послушался вас, когда сунулся на это проклятое минное поле. Ради бога, простите!

– Нет проблем, – сухо сказал отец Андрей. – Но насчет девушки вы ошибаетесь. Всего доброго.

Он повернулся и вышел из комнаты.

Иван Иванович подождал, пока в прихожей хлопнет дверь, и тяжело опустился в кресло.

– Какого черта я это сказал? – тихо пробормотал он. – Кто меня тянул за язык?